Читаем Черный Пеликан полностью

«Как, например?» – ласково спросила Сильвия, потупив взгляд. Артистка, подумал я восхищенно и совсем взбодрился, изготовившись к тонкой пикировке, которая может далеко завести. Перед глазами мгновенно пронеслось несколько сцен, одна заманчивее другой, и я уже прикидывал про себя, как бы поудачнее ввести в разговор грубоватую двусмысленность, направляющую в нужное русло, но тут Стелла перебила нас, заявив бесцеремонно: – «Где нам еще сидеть – с тобой что ли? Ты, кстати, не очень-то рассиживаешься – все утро по чердаку топал… После того, как ко мне стучался», – уточнила она, покосившись на Сильвию, и та понимающе вздохнула.

«Топал, не топал – что ж мне, порхать? – буркнул я недовольно, чувствуя, как волшебство рассеивается, и игра заканчивается, не начавшись. – Там расшаталось все давно. А в комнате маяться, так со скуки свихнешься. Ты вот сама-то что делала весь день?»

«Мечтала», – отрезала Стелла и, повернувшись к Сильвии, стала говорить с ней о какой-то ленте с заколкой и брошью. Та отвечала с едва уловимой иронией, но Стелла не отставала, и я опять стал ощущать себя лишним. Будто сговорились все, и эти две туда же, – подумалось язвительно, – будто специально демонстрируют тут… Я нарочито потянулся и спросил как можно развязнее: – «О чем же ты мечтала, не обо мне ли вдруг?» Стелла лишь глянула недоуменно и вновь повернулась к Сильвии, но я опять грубо перебил ее: – «Или о своем женихе – у тебя есть жених? А как вообще у тебя с этим делом – ну, ты понимаешь о чем я?..»

Тут они обе замолчали и уставились на меня, а я понес уже вовсе какой-то вздор, стал дурачиться и ерничать, добиваясь хотя бы одного смешка, называл Сильвию цыганкой и просил погадать мне на хлебном мякише, а еще хотел показать фокус с проглатыванием ложки, но неловко двинул пальцами и оконфузился. Так продолжалось с четверть часа, но все мои усилия не приносили успеха – Сильвия поглядывала на меня все печальнее, а Стелла дулась, хмурилась и крикнула, наконец: – «Да прекрати ты кривляться, хоть тут не будь идиотом. Кому это нужно, нам с ней что ли?.. – И добавила с сожалением, неизвестно к чему: – Совсем ты не знаешь, что такое женщина».

Я как-то сразу сник – и в самом деле, она была совершенно права. Не хотелось даже уточнять про не совсем понятное «хоть тут». В молчании мы закончили ужин и разошлись, едва пожелав друг другу доброй ночи.

«Не будь идиотом», – бормотал я сам себе, как обычно запоздало злясь на собственную глупость, и, вернувшись уже в спальню, все никак не мог успокоиться, представляя себя в унизительных видах и едва справляясь с желанием немедленно пойти к Стелле и нагрубить. Я им про тоску и невыносимость отчуждения, а они все про одно и то же, где уж им хоть что-то понять, думал я раздраженно, сознавая, что винить некого и злясь от этого еще сильнее…

За окном уже вновь сгустилась тьма, день кончился, не порадовав ничем. Мир сузился до размеров комнаты, в которой становилось невыносимо тесно. «Чем меня поманили, на что я купился?» – спрашивал я и отвечал понуро: – «Что-то было непродуманно или сорвалось. Хотели использовать, вот и взяли с собой, но планы поменялись, и я стал не нужен…» Все ясней ясного – так что ж я делаю здесь? У меня есть цель, забывать о которой – стыдно!

Я бросился к окну и опустил тугую раму. Было темно и ветрено, но дождь, ливший весь день, теперь почти перестал, сменившись мелкой, едва заметной моросью. Ну вот, – подумал я, – мне подают знак, не иначе, – и, больше не медля, стал собираться в путь. Конечно, стоило подождать до утра, но нетерпение терзало все сильнее, и просто невозможно было усидеть на месте. К тому же, я надеялся, что ветер вскоре разгонит тучи, и луна, приближавшаяся по моим подсчетам к самой полной фазе, даст достаточно света. Пусть ночь, но я не собьюсь с курса, – уверял я себя, – и потом, другие же выбирались, судя по рассказам… Быстро побросав вещи в сумку, я произвел в голове кое-какие подсчеты и прикинул направление наикратчайшей дороги назад, к мотелю. Очень помогла бы схема, нарисованная на бумаге, но я твердо помнил: никаких схем – и удержался даже от того, чтобы начертить пальцем на пыльной поверхности подоконника два катета предыдущего маршрута и гипотенузу предстоящего. Сборы были окончены, да и можно ли назвать это сборами – легок на подъем, нигде ничто не держит… Посидев пару минут на кровати и прикинув про себя, не попрощаться ли с Сильвией, я погасил свет, зашел на кухню за галетами и водой и бесшумно выбрался наружу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Финалист премии "Национальный бестселлер"

Похожие книги

Император Единства
Император Единства

Бывший военный летчик и глава крупного медиахолдинга из 2015 года переносится в тело брата Николая Второго – великого князя Михаила Александровича в самый разгар Февральской революции. Спасая свою жизнь, вынужден принять корону Российской империи. И тут началось… Мятежи, заговоры, покушения. Интриги, подставы, закулисье мира. Большая Игра и Игроки. Многоуровневые события, каждый слой которых открывает читателю новые, подчас неожиданные подробности событий, часто скрытые от глаз простого обывателя. Итак, «на дворе» конец 1917 года. Революции не случилось. Османская империя разгромлена, Проливы взяты, «возрождена историческая Ромея» со столицей в Константинополе, и наш попаданец стал императором Имперского Единства России и Ромеи, стал мужем итальянской принцессы Иоланды Савойской. Первая мировая война идет к своему финалу, однако финал этот совсем иной, чем в реальной истории. И военная катастрофа при Моонзунде вовсе не означает, что Германия войну проиграла. Всё только начинается…

Владимир Викторович Бабкин , Владимир Марков-Бабкин

Фантастика / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Социально-психологическая фантастика / Историческая фантастика
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература