Черный передел

Исполнив отрывок два раза подряд, дервиши подали русским путешественникам ящик, и сержанту Чернозубу пришлось бросить туда три турецких серебряных пиастра. Монеты блеснули на солнце. Дервиши увидели их и, наверное, быстро пересчитали общую сумму на местную валюту. После этого они в знак особой признательности низко поклонились кирасирам, прижав руку к сердцу.

Но сержант уже шагал к Аржановой, чтобы вернуть ей кошелек. Так она тоже попала в поле зрения странствующих монахов. Они двинулись к лавке вслед за Чернозубом. Теперь-то Анастасия узнала молодого дервиша и едва удержалась от возгласа удивления.

– Госпожа, – сказал он ей, – ваши слуги явили образец щедрости. Не желаете ли вы увеличить их взнос подаянием, соразмерным вашему богатству?

– Желаю, – ответила она и достала из внутреннего кармана «фериджи» золотую монету в один флюри.

– Бог воздаст вам за все сторицей.

– А люди воздадут, Энвер?

Молодой дервиш впился в ее лицо взглядом. Однако ничего, кроме белой муслиновой ткани и серых глаз, пристально смотрящих на него, увидеть не смог. Выждав минуту, Анастасия чуть-чуть отогнула край капюшона.

– Анастасия-ханым! – выдохнул дервиш. – Вы снова в Крыму…

– Ты не забыл меня?

– Вас забыть невозможно.

– Что значит твое одеяние?

– Я вступил в братство.

– Зачем?

Дервиш оглянулся. Старший его напарник подошел ближе, желая слышать их разговор. Он успел заметить, как богатая дама на мгновение открыла лицо перед молодым послушником. Этот поступок свидетельствовал о совершенно определенных отношениях. Она – либо его родственница, либо близкая знакомая, которую он давно не видел. Такое бывает, но может ли это принести пользу тарикату мавлавийа, образовавшемуся на территории Крымского ханства всего год назад?…

Энвер еще раз оглянулся на напарника и быстро сказал по-русски:

– Обо мне – разговор долгий.

– Мы увидимся? – она тоже перешла на русский.

– Да. Но нужно сделать пожертвование на обитель.

– Сколько?

– Хотя бы сто пятьдесят пиастров.

– Хорошо.

После этого молодой дервиш заговорил с напарником на тюркско-татарском. Он отрекомендовал Анастасию как первую жену своего родственника с Тамани, русскую по происхождению, но принявшую ислам и желающую внести сто пятьдесят пиастров на строительство обители в Салачике. Тот сразу приветливо улыбнулся и представился: Юсуф-эфенди, духовный наставник Энвера. Он пригласил госпожу вместе со слугами посетить завтра «хадарат» – очередное собрание членов братства, – где будет «зикр» – молитвенное, мистическое радение. Там она лично убедится в том, что деньги пойдут на благое, угодное Богу дело.

По правде говоря, Аржанова, неожиданно встретив Энвера на «Ашлык-базаре», уже и не сомневалась в этом.

Их знакомство произошло в октябре 1780 года, в Гёзлёве, где она жила на постоялом дворе «Сулу-хан», а отец Энвера, турок по имени Шевкет-ага, был его управляющим, или назиром. Энвер знал русский язык. Он выучил его, работая в Ени-Кале в конторе двоюродного дяди, купца, торгующего с русскими лесом.

В Ени-Кале Энвер посещал кофейню крымского татарина Селямета и там пристрастился к игре в кости. Три раза он проигрывался до последнего акче. Выручал его из беды приказчик Микиса Попандопулоса. Таким образом у резидента русской разведки в Крыму оказались три его долговые расписки. Суша, обозначенная в них, весьма и весьма огорчила бы назира Шевкет-агу. Анастасия имела разрешение напомнить восемнадцатилетнему турку о его долге. Но это не понадобилось.

Принятый на работу в экспедицию в качестве переводчика Энвер, мечтательный юноша, сходу влюбился в русскую госпожу. Она лишь кокетничала с ним. На большее молодой мусульманин, однако, и не рассчитывал. По турецким обычаям, чтобы добиться благорасположения красивой женщины, мужчина обязательно должен делать ей дорогие подарки. Энвер же собственными средствами не располагал.

Зато он безоглядно, верой и правдой мог служить предмету своей страсти. С его помощью Аржанова довольно легко выполнила первое из заданий – нашла в юго-западной части крымской степи потайные татарские колодцы.

Копии долговых расписок Энвера и сейчас находились среди ее бумаг. Секретная канцелярия приказывала «ФЛОРЕ» отыскать влюбчивого и пылкого сына Шевкет-аги и снова привлечь его к сотрудничеству, но, как и прежде, «втемную», то есть не открывая ему свое инкогнито, а используя его сердечную привязанность и склонность к азартным играм. Переход Энвера из мирской жизни в монашескую несколько озадачил Анастасию. Она почти ничего не знала о мусульманских аскетах и мистиках – суфиях – и о суфизме, древнем религиозном учении.