Конечно, могло случиться и так, что вместе с ним умрет и он, Ковригин. Да-да, вполне был возможен и такой исход схватки. Но, умирая, он вцепится в горло тому, кто мог вот так запросто убивать мальчиков. И пусть он погибнет, как погибает охотничий пес в сражении с матерым волком – истекая кровью, но он, Ковригин-пес, обязательно возьмет с собой на тот свет и вожака стаи. Его противник, Танцор, обязательно должен умереть, и это будет справедливо. Справедливо по отношению к только что убитому мальчику и к тем ребятам, которых Танцор убил когда-то в Чечне, в Ливии, Дагестане…
Домики деревушки уже появились на горизонте, когда Танцор остановился на дороге и стал ждать. Он понимал, что ему не уйти, ему придется драться. А для драки нужны силы. А бег отнимает силы.
Через десять минут он увидел одинокую фигуру. Кто-то бежал по дороге следом за ним, и Танцор знал, кто это бежит…
– Беги, Лютик, – прошептал он, усмехаясь. – Беги навстречу своей смерти. Я уже отдохнул, а ты будешь все еще запыхавшийся от быстрого бега. Угадай, кто сейчас находится в лучшем положении?
Ковригин приближался. Он видел, что его противник остановился и ждет его. Лютик сбавил темп, а потом и вовсе перешел на ходьбу, восстанавливая дыхание. Он решил не торопиться, торопиться сейчас ему было некуда. Он знал, что Танцор не станет больше убегать, а увидев, что Ковригин – один, будет драться с ним. Теперь надо было восстановить дыхание, чтобы сравняться с Танцором силами.
– Почему ты один? – насмешливо крикнул американец, когда Лютик был в пятидесяти метрах от него и приближался, неторопливо и уверенно ступая по раскисшей почве.
– Почему ты остановился? – задал ему вопрос Ковригин, подойдя к Танцору еще на тридцать шагов.
– Ты сам знаешь почему, – улыбнулся Танцор.
– Почему тогда ты задаешь мне глупые вопросы? Ты ведь отлично знаешь, почему я один, – ответил Ковригин и подошел еще ближе – на расстояние в десять шагов. Теперь между ними была совсем небольшая дистанция. Танцор сделал четыре шага по направлению к Лютику и переложил нож из одной руки в другую, берясь удобнее за рукоять. Ковригин тоже достал нож и перекинул его из правой руки в левую.
– Ты еще и левша к тому же, – заметил Танцор. – Хоть напоследок узнаю о тебе что-нибудь интересное. Будет потом что вспоминать в старости.
– Я правша, но левой рукой владею наравне с правой. Мне, собственно, без разницы, – перекидывая нож из руки в руку и подходя ближе, ответил Лютик.
Теперь их разделяли лишь три или в крайнем случае четыре шага. Это было расстояние, которое спецназовец может преодолеть единым прыжком. Это была дистанция, на конце которой находилась смерть.
– Больше ты не убьешь ни одного ребенка, – сказал Лютик Танцору. – Спляши на прощанье, что ли…
Танцор хотел что-то ответить Лютику, но осекся. Он увидел на его лице гримасу и мгновенно и правильно понял ее значение. Это была гримаса смерти, но не смерти его противника с нелепым позывным Лютик, а смерти Танцора. И Танцор дрогнул, потому что никакой человек не может бестрепетно наблюдать, как к нему приближается человек, несущий ему смерть. Это была лишь мгновенная слабость, но она решила все.
Какое-то время Лютик, держа нож в руке, стоял над неподвижным телом своего давнего врага. Он так долго искал с ним встречи, он уже отчаялся с ним когда-нибудь увидеться, и вот – пришлось… Никакого удовлетворения и никакой радости Лютик сейчас не чувствовал, и это было объяснимо, это было правильно. Он, отставной спецназовец Ковригин, был нормальным человеком, а нормальные люди не радуются убийству. Даже если они убивают врага. Даже если этот враг – зверь в человеческом обличье.
Ковригин посмотрел на нож, которым он только что убил Танцора. Крови на ноже не было, да и быть не могло: ее мгновенно смыл все усиливающийся дождь. Это был уже настоящий тропический ливень, а не обычный дождь. Какая уж тут кровь?
Кто-то сзади дотронулся до его плеча. Ковригин даже не повернул голову, он знал, что это кто-то из его спецназовцев. Возможно, Бичо, или, может, Чехарда, или кто-то другой из
– Я же говорил вам, что справлюсь один…
– Ну, так ты один и справился, – ответил ему Бичо. – А мы лишь наблюдали со стороны. Так что – все по-честному…
Они стояли посреди раскисшей дороги, и это была чужая дорога, и дождь, который ее полоскал, тоже был чужим дождем. В России совсем не такие дороги и совсем не такие дожди…