Чёрный пёс (СИ)

Миновав кладовую, чулан, туалет и кухню, я дотопал до широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Или первый, если верить западной системе отсчета, которая внесла путаницу даже в русскоязычное издание «Ордена Феникса». На стене рядом с ней не наблюдалось эльфийских голов – своеобразных памятников таланта Элладоры Блэк. Выдающегося химеролога, которой удалось вывести новый вид домовиков – странных гибридов, отличающихся свиными рыльцами вместо носов и очень невысокой продолжительностью жизни. К слову, именно поэтому никто не спешил разводить химер Элладоры, и эти головы на деревянных подставках больше служили напоминанием о главном провале волшебницы.

Неспешно поднимаясь по крепким ступеням, которые даже не поскрипывали под моим весом, я поневоле предавался ностальгии. Несмотря на угнетающую атмосферу всеобщего запустения, память не переставала подкидывать мне сценки из далекого детства. Вот об этот угол лестницы я однажды здорово ударился мизинцем на ноге. Причем позже, сравнивая досадный случай и поттеровское «круцио», пришел к однозначному выводу, что пыточное заклинание оказалось менее болезненным. А в этом длинном коридоре я самостоятельно учился летать на взрослой метле, что в итоге стоило мне расквашенного носа и парочки молочных зубов. Ну и щедрой порции розог после лечения и унизительных разбирательств моей шалости. А здесь…

- Вы только поглядите, кто набрался наглости появиться в этом доме! – внезапно ворвался в мое правое ухо до боли знакомый визгливый голос.

- Мама? – машинально выдохнул я, шарахнувшись от стенки с огромным ростовым портретом.

- Да как ты вообще смеешь произносить это слово после всего, что совершил! – в бешенстве завопила нарисованная женщина.

Я не ошибся – передо мной висело большое полотно, на котором была изображена Вальбурга Блэк во всем своем великолепии. Неяркий солнечный свет, который бил в запачканное оконце, а также собачье зрение от используемого на автомате частичного оборота позволяли мне рассмотреть все детали волшебного портрета. Аристократичная мадам лет пятидесяти, одетая в строгое платье в викторианском стиле, с черным чепчиком на голове. Она выглядела почти такой же, как и в день нашей последней встречи. И даже уголки губ так же презрительно кривились в узнаваемой гримасе глубокого разочарования.

От одного взгляда на строгое лицо волшебницы, внутри меня появилось желание поскорее сбежать, по старой привычке, брякнув на прощание какую-то гадость. Вот только я уже не являлся тем Сириусом, который предпочитал бегать от проблем, всерьез полагая, что если их игнорировать, то они сами рассосутся. Усилием воли подавив старый рефлекс, я вытащил палочку и подошел к стене, спокойно уставившись прямо в глаза нарисованной Вальбурге. Готовая озвучить очередную порцию оскорблений женщина от неожиданности осеклась. Я же, разглядывая изображение матери, мысленно гадал, когда она успела заказать свой портрет. Возможно, спустя несколько лет после смерти отца – вон как сильно ветвятся морщинки вокруг ее глаз, и как выразительно торчат скулы.

- Что, нечего сказать? – язвительным тоном прервала молчание матриарх.

- Есть, - глухо отозвался я, ощущая тянущую боль где-то глубоко в груди. – Вот только просить прощения у бездушного, размалеванного красками куска холста будет глупо и бессмысленно, а потому… Империо!

Заклинание сорвалось с моей палочки легко и непринужденно, заставив глаза нарисованной Вальбурги растерять весь свой гнев и безжизненно остекленеть. Сделав глубокий вдох, я попытался унять разбушевавшиеся эмоции. Странная штука – приняв всю память и даже душу Блэка, я так и не смог разделить его ненависть к родителям. Я осознаю себя Сириусом, не испытываю диссонанса, прокручивая в голове его детские воспоминания, но сейчас, глядя на Вальбургу, вместо привычной злобы и ярости отчего-то испытываю жгучее сожаление, которое с натяжкой можно назвать испанским стыдом. Я вспоминаю свою вторую мать и заново переживаю острую боль утраты, мысленно проклиная старого Бродягу, который по своей глупости не ценил то, что имел.

Ощущая, как мои глаза наполняются влагой, я машинально поднял руку и коснулся лица нарисованной леди. Вместо нежного бархата кожи подушечки пальцев ощутили толстый слой краски, покрытой бесцветным лаком, и это меня отрезвило. Из глубины души поднялась злость. Да что со мной происходит-то?! Стоило покинуть компанию Пожирателей, как сурового командира сменил сопливый нытик, который вместо четкого выполнения поставленной перед собой цели готов упиваться ностальгией и реветь перед волшебным портретом. А ну-ка, соберись, тряпка! Дело не закончено, а он уже расслабился, понимаешь!

Шмыгнув носом и утерев пару скупых мужских слезинок, я очистил свой разум от эмоций и спросил:

- Отвечай, кто накладывал «фиделиус» на дом?

- Я, - коротко отозвалась Вальбурга.

- Когда это произошло?

- В начале восемьдесят пятого, за месяц до моей смерти, - последовал ответ.

- Как у тебя хватило сил на подобное заклинание? – уточнил я действительно волновавший меня момент.