— Давай тебе чего-нибудь положу, Кать, — старушка схватила ее тарелку и стала накладывать кутью.
Потом налили водки.
— Ну что ж, — с расстановкой начал неугомонный Егор Андреевич. — Давайте помянем безвинно убиенную Софью…
Все подняли свои рюмки. Мать девочки тоже дрожащей рукой приподняла свою рюмку, глаза ее застилали слезы. Егор Андреевич продолжал что-то говорить. Тут мать тихо, но очень четко произнесла:
— Убью!
— Что ты сказала, Катенька? — наклонилась к ней поближе старушка.
— Убью! — повторила она громко, выпила рюмку водки и, взяв со стола большой кухонный нож, решительно встала.
— Кать, да ты чего! — растерялся Егор Андреевич.
— Правильно всё вы говорите, Егор Андреевич! Безвинно убиенная… А за безвинно убиенных мстить надо. Я не мать буду, если эту сволочь не зарежу! — с этими словами она направилась к двери.
Муж вскочил за ней.
— Кать, перестань! Ну что ты. Люди же собрались. С ними-то хоть давай посидим. А потом сами решим все, — уговаривал он, пытаясь взять из ее руки нож.
— Что решать! Что решать-то? Ты уж решишь, пожалуй! — заплакала она. — Ходишь все, руки в карманах, встречаешься с кем-то! Что толку, что ты встречаешься! По закону все хочешь, да? Не получится у меня теперь по закону! Нет его, закона-то! — Она плакала все сильнее и сильнее, а муж ласково гладил ее по голове, уводя в соседнюю комнату.
— Ведь девчушка еще… Как рука-то поднялась, — продолжала плакать она. — Да его убить мало! Да я его… Пусти меня! Пусти!
Но мужчина был сильнее. Он отобрал у нее нож и потащил в комнату, приговаривая:
— Кать, ну успокойся! Я все сделаю. Посадят… Ну что ты, Кать, ну не при людях же…
Сразу все зашептались, зашушукались. Гордеев был поражен. Он уже точно решил для себя, что не будет людей мучить разными вопросами. По крайней мере, сегодня. Но все же поведение отца девочки показалось ему довольно-таки странным. Мать, да, он понимал. Но вот отец. Ему казалось, что как раз отец должен был размахивать ножом и рваться в бой, мстить за дочь. Здесь же дело обстояло совсем по-другому. Более чем… Отец казался даже спокойным. И если его что-то и волновало, то, в первую очередь, состояние жены. Но как бы там ни было, Гордеев встал, попрощался со всеми и вышел в коридор.
— А это кто? — успел услышать он за спиной.
— Не знаю…
Теперь предстояло найти свои ботинки среди груды чужой обуви.
— Вы уже уходите? — раздался над ним чей-то голос.
Гордеев выпрямился. Перед ним стоял отец девочки.
— Вообще-то да. Но я хотел с вами поговорить, — выпалил вдруг Гордеев.
— О чем же?
— О девочке. О вашей дочке.
— Что же о ней разговаривать? Ее теперь уж нет в живых, — видимо, он все еще принимал Гордеева за какого-то гостя.
— Да. Я очень сожалею. И, честно говоря, очень хочу помочь вам в этом деле.
— Чем тут поможешь…
— Вы знаете, кто убийца? — прямо спросил он. — Может быть, вы знаете какие-нибудь подробности?
Тот удивленно, но не негодующе приподнял брови:
— Зачем вам это? Справедливости хочется, — затем он прищурился. — А вы вообще-то кто?
— Я… — замялся Гордеев, но Маковский не дал ему сказать:
— А! Кажется, я понимаю… Вы что, журналист? Или частный сыщик? Честно признаться, меня воротит и от тех, и от других. И знаете что, без вас как-нибудь разберемся.
— Скажите только, вам самому что-нибудь известно об этом деле? — повторил Гордеев. — Вы уверены на сто процентов, что убийца именно Зайцев?
— Если б был уверен, я бы тут не стоял с вами… — задумчиво произнес тот.
— А что вы думаете по этому поводу?
Он вздохнул и вдруг, будто опомнившись, резко спросил:
— Да кто вы такой в конце концов?
— Я его адвокат, — собравшись с духом, признался Гордеев.
— Чей?
— Зайцева.
Маковский внимательно посмотрел на Гордеева, но тот, к своему удивлению, не обнаружил в его глазах ни ярости, ни жажды мести.
— А! Понятно… Ищете способа увести его от обвинения?
— Я ищу правду, — просто сказал Гордеев, внимательно наблюдая за реакцией Маковского. Как ни странно, тот только задумчиво покачал головой и отвел взгляд.
— Скажите, — продолжил Гордеев, — вам что-нибудь известно?
— Что мне известно? Мне известно, что убили мою дочку. И еще мне известно, что я этого так не оставлю, — твердо ответил Маковский.
— Но…
— Так вы уже уходите? — оборвал его Маковский. — Не посидите ли с нами еще? Что ж, по лицу вижу, что нет, опаздываете. Ну что ж, не смею задерживать… Всего доброго, до свидания!
— До свидания, — Гордееву больше ничего не оставалось, как уйти.
Маковский что-то знал. К такому выводу пришел Гордеев, обдумав этот разговор. Но что? Это еще предстояло выяснить…
8
Теперь надо было подумать о Лиде… Гордеев со всех ног бросился к ближайшей улице. Машин было не слишком много, и, как назло, ни одна не останавливалась. Гордеев уже перебрал все самые возможные изощренные ругательства в адрес города Андреевска, андреевских водителей, выборов, кандидатов в губернаторы, Кравцова и так далее и тому подобное, когда рядом с ним притормозила «шестерка» ядовито-зеленого цвета.