«Черный пояс» без грифа секретности

Сегодня мы знаем, что запрет на преподавание боевых искусств в Японии действовал недолго. Помимо сугубо практических причин, о которых мы расскажем в следующей главе, при его отмене американскими аналитиками руководило чёткое понимание того, что в соответствии с особенностями японской этнопсихологии, этот народ, потерпев поражение в войне, способен быстро перестроить свое отношение ко многим, казавшимся прежде ультранационалистическими, элементам своего мировосприятия и готов воспринимать их лишь как стержень национальной культуры, как часть национального наследия, национального характера — без акцента на агрессивности и одиозном национализме. Американские командиры и начальники, в свою очередь, с большим вниманием отнеслись к рекомендациям своих экспертов.

Много позже Мисима Юкио писал в своём эссе «Солнце и сталь»: «Создание новой идеологии начинается с попыток сформулировать главную, пока ещё не вполне определившуюся идею. Перед тем как приступить к ловле, рыбак долго выбирает удочку по руке; точно так же поступает и фехтовальщик, тщательно подбирая бамбуковый меч нужного веса и длины. Когда же человек собирается изменить свое мировоззрение, он присматривается к смутно рисующейся ему концепции, пытаясь придать ей то одну форму, то другую, и в конце концов находит приемлемый образ, после чего идея делается его подлинной собственностью, проникает ему в душу»[66]. Выдающиеся мастера будо начала XX в. — члены Дай Ниппон Бутокукай„их друзья и единомышленники пытались найти в созданной японским обществом философии кокутай свою «главную, пока ещё не вполне определившуюся идею». Им показалось, что они нашли её — идеологию солнца и стали, когда японское знамя с изображением красного круга хино мару необходимо было нести «диким», по их представлениям, народам с помощью меча. Идея проникла им в душу; воспитанные на ценностях оёмэй—мгновенного следования чувству, повиновения интуиции, они бросились рьяно и бездумно воплощать ее в жизнь с помощью стали. Беда и вина этих людей заключалась в том, что они недостаточно внимательно «присмотрелись» к концепции этой идеи, «не взвесили меч в руке» и не заметили, как она опасна для мира и для них самих, сколько величайших бед она способна принести, и как грубо переворачивает она их же собственные представления о благородстве и добродетели. Впрочем, сам Мисима, так точно описавший то, как надо действовать, когда пришло время действовать ему самому, поступил в точности, как его предки, и… лишился головы с третьего удара неумелого фехтовальщика[67].

НЕПОСЛЕДНИЕ САМУРАИ

Возрождение золотого феникса

Сильнейший психологический стресс, пережитый японцами в результате внезапного для большинства из них поражения в войне, находил порой самые неожиданные проявления. В 1950 г. буддийский монах сжёг один из красивейших храмов страны — «Золотой павильон» Кинкакудзи. Пожар великолепного сооружения можно было считать своеобразным символом крушения прежней Японии, точно так же как и его восстановление в 1955 г. — знаком возрождения и началом строительства новой, совсем иной страны. Но еще прежде, чем над крышей Кинкакудзи поднялось золотое изваяние волшебной птицы Abo — Феникса, произошло воскрешение, казалось бы, вновь, как и в конце XIX в., безвозвратно утраченных боевых искусств.

«Постепенное возрождение занятий всеми дисциплинами началось с того момента, когда в 1947 г. союзные державы решили сохранить некоторые классические будзюцу и создать новую современную дисциплину, тайхо-дзюцу (искусство задержания), в качестве мер по самообороне, необходимых при подготовке японских полицейских для довольно децентрализованной системы охраны правопорядка в Японии. В следующем году кэндо и дзюдо были признаны необходимыми для обучения личного состава правоохранительных органов дисциплинами; и уже переориентированные в сторону спорта эти современные дисциплины стали доступны для широкой публики. Вначале к этим, ставшим спортивными, дисциплинам японская общественность относилась довольно настороженно, и занятия ими не нашли широкого распространения. Однако их популярность стала расти, когда служащие в различных родах вооруженных сил поголовно увлеклись кэндо, дзюдо, каратэ-до и айкидо; многие японские специалисты жили за счет обучения этим дисциплинам», — писал об этом свидетель тех событий Донн Дрэгер[68][69].