Черный полдень

– Вариантов не вижу, – оскалился я и ухватился за прикованное к двери кольцо. Поздно пытаться все заново переиграть. Карты мало того, что розданы, так уже и вскрыты и в отбой выброшены. – Да что ж такое!

Дверные створки остались неподвижными. Сделанный в виде глаза гигантской рептилии глазок вдруг ожил, и из-под поднявшегося века на нас уставился вертикальный зрачок какого-то не имевшего аналогов в реальной фауне гада. Гада – в смысле пресмыкающегося. Хотя и вообще…

– Закрыто, – пробубнил то ли динамик, то ли тихо вздохнула сама дверь. – Закрытое мероприятие. Приходите завтра.

– Пошли. – Напалм подхватил меня под локоть и потянул прочь.

– Пошли, – соглашаясь, развернулся я. И тут же выхватил из чехла нож и с разворота всадил темно-синее лезвие в дверной глазок. Что-то взвизгнуло, клинок дернулся и очень легко вышел обратно, а одна из створок чуть-чуть приоткрылась.

Толкнувшись вперед, я легко ее распахнул, на ходу сшиб с ног зажавшего руками окровавленный лоб парня, который вывалился из ниши привратника, и уверенно прошел в общий зал.

И, как обычно, замер на месте: сознанию требовалось какое-то время, чтобы осознать, что выверты якобы искривленного пространства – это всего лишь иллюзия, которая создавалась светом алхимических светильников, закрепленных под самыми невероятными углами. Ко всему прочему, по темной облицовке стен шли мягко светившиеся жемчужные волны, а черный, казавшийся разверзшейся бездной пол подмигивал сотнями крупных зеленых звезд. Своеобразное заведение, что ни говори…

Обогнув стоявшую прямо посреди зала дверь, которая никуда не вела, я остановился и осмотрел прятавшиеся в темноте столики. Народу набилось, как сельдей в бочку. Свободных мест и вовсе нет – над каждым столом тусклая синяя искорка мерцает. А так – темень сплошная, даром что светильники на стенах без счету развешены. Это ж надо было их так откалибровать…

Впрочем, концертная ниша в дальнем конце зала была ярко освещена и казалась зависшей в паре метров над полом. Музыканты скрывались в тени, а усевшийся на край сцены певец в черной футболке, камуфляжных штанах и высоких армейских ботинках болтал ногами и ждал, пока закончится слишком затянувшийся проигрыш. Лоцман. Только больно уж музыка для него меланхоличная…

Правосудие живым – к мертвым больше нет вопросов.
Горький кофе, едкий дым, пара листиков допросов.
Всем плевать – чем жил, как умер: дело сшито и в архив,
Всем плевать, а те, кто помнит…
Скоро сдохнут и они.
Да и помнят: жили, пили,
Все живут – такая блажь,
Вот ты был, а вот убили,
Крематорий, пепел, прах…»

Как-то очень неторопливо и печально читавший в микрофон стихи парень замолчал, и вновь по залу покатилась, постепенно становившаяся все более энергичной и злой, мелодия. Я огляделся по сторонам и, ловя на себе недобрые взгляды сидевших за столами уников, направился к стойке бара. Почти передавившая левое запястье цепь потеряла приведшую нас сюда магическую линию, и куда двигаться дальше, было совершенно непонятно. Вот найду сейчас кого-нибудь из администрации…

Пепел, прах и крематорий…

Словно поддавшись напору музыки, певец начал взвинчивать темп и вскоре его голос сорвался на крик:

Что за гадство, сучья жизнь?!
Двадцать шесть – и жить не начал!
Двадцать шесть – и все, приплыл!
Да! Приплыл!
Ладья Харона, две монеты на глаза,
Вот я сдох – чего еще вам?!

И вдруг уже совершенно спокойно и печально:

Крематорий. Пепел. Прах…

Будто дожидавшийся окончания песни прожектор у сцены высветил нас и ослепил глаза. Моментально выхвативший пистолет Ветрицкий выстрелил, и стекло мощного фонаря весело разлетелось вдребезги. Лампа погасла, и я перестал щуриться.

– Ой, – прижалась к Напалму Вера, когда в дальнем конце зала полыхнула рукотворная молния. Вокруг другого стола затрепетало кольцо огня, а стоявшие на витрине за барной стойкой бутылки медленно поднялись в воздух.

Взбешенные нашей бесцеремонностью посетители начали подниматься из-за столов, и стало понятно, что без боя прорваться не получится. А учитывая способности некоторых уников…

Стиснув зубы, я медленно прочертил кончиком зажатого в руке ножа по бетонной колонне и слегка зацепил уходившую к потолку энергетическую нить. Родившийся в подземелье звук был сродни скрипу попавшего в мел камня по школьной доске. Только много, много противней и пронзительней. Во все стороны от колонны начали расходиться колебания магического поля, и, стиснув рукоять мелко задрожавшего ножа, я со всей дури рубанул клинком воздух.