Чёрный полдень (СИ)

Я опустошила судно, застирала ветошь и вывесила её в прихожей, помыла руки. Тётка Сати, конечно, никогда уже не встанет на ноги, врачи не дают на это никаких шансов, но сердце у неё здоровое, и сознание не мутится. Я подкоплю немного, мы протянем до дома электричество, и тогда можно будет поставить телевизор, на развале есть чиненые за недорого. А с телевизором ведь и лежать веселее. И мне шить с электрическим светом будет проще.

А потом я встречу пару, и мы уедем из Марпери, поставим дом где-нибудь у реки, и тёть Сати я заберу тоже. А сама стану работать в ателье, большом, с витринными окнами и модными раздвижными манекенами.

— Вынеси меня погулять завтра, — ворчливо сказала тётка, когда я сунула ей миску и поправила подушки. — Я обернусь, а ты вынеси.

— Хорошо. Конечно. Может, тебе хлеба ещё?

— Не хочу.

— Воду допей обязательно. Или боярышник тебе заварить?

— Мятку.

Я кинула сушёные листья в чайник, поставила его в самый жар. У Гая домой заведён газ, и его пара, деловая красавица-белка, даже не умеет готовить на печи. Но и пахнет её стряпня совсем иначе, по-чужому.

А я, когда перееду, всё равно заложу печь, чтобы спать наверху в тепле — как у большого зверя под боком. А шить буду платья на косточках и с камнями, как носят волчицы, из атласа или вискозы. И сама стану носить что-нибудь эдакое.

Да.

iv.

Только не подумайте, что я жалуюсь. Это вообще не моя история — ныть, плакаться, и всякий другой пессимизм. Полуночь не даёт дорогу не по размеру, а моя вышла вот такая, только и всего; и в ней довольно светлых, ярких мест.

Мой родной Марпери — холодный внешне, но красивый и душевный край. Здесь живут прекрасные люди, доброжелательные и приятные, здесь всегда помогут и поддержат, и каждый сосед — верный товарищ и друг, который не станет ругаться плохими словами, даже если ты вдруг окажешься рыбой. У меня классная работа, творческая и интересная, мне доверяют ездить в город покупать фурнитуру и множить лекала под разные размеры, что не каждый, вообще-то, сумеет сделать. У меня куча подруг, отличных весёлых девчонок, и даже есть — немыслимая удача по меркам Марпери — живая родня: брат Гай, давно семейный, и тётка Сати, которая всегда готова подсказать и посоветовать.

И впереди — столько всего! У многих в двадцать семь вся жизнь уже совершенно ясная, сложившаяся, а у меня ещё осталось место для приключений. Я встречу пару, и тогда всё круто изменится. Будет столько нового и удивительного!

На что здесь, действительно, жаловаться?

Словом, меня ждёт много хорошего. Но у каждой женщины бывают такие дни, когда всё равно хочется плакать, даже если всё, вообще говоря, складывается исключительно хорошо. И тогда я накидываю на плечи платок, надеваю резиновые сапоги и прихожу сюда.

Путь — совсем неблизкий. От дома до конца улицы я шла, обходя глубокие грязевые лужи, которые разливались вокруг колонки с середины весны и до самого конца осени, пока настом не укроет обледенелые комья. Потом присыпанная гравием дорога переходила в колдобистую грунтовку, сухую и узкую, а вокруг толпились кривые чахлые берёзы. После аварии их высадили здесь ровными рядами, и мои руки ещё помнили влажную землю и то, как ломило от той работы спину.

Дорога постепенно забирала вверх и влево, пока не упёрлась в заросшую кустарником просеку. Там высились, подметая высокое предгорное небо, опоры ЛЭП: по-своему чарующее зрелище. У меня здесь всегда легонько звенело в голове, как будто гудение проводов передавалось в тело, и я сама была таким металлическим гигантом, касающимся макушкой облаков.

Дальше — склон, заросший редкими кривыми деревьями и золотарником. Когда-то здесь был подъёмник для рабочих, но после аварии его разобрали на отдельные механизмы, — остались только площадки из голого камня. Пришлось поплутать немного, чтобы найти приличную тропинку.

Длинные ветви с жёлтыми цветами шуршали вокруг, как гонимая ветром вода. Я прошлась по ним раскрытой ладонью — листья забавно щекотили кожу, гладили руки цветочными лепестками. Сухие травы цеплялись за ноги и платье, к платку налип репейник, и я отдирала его на ходу, исколов пальцы. Свет, вызолачивая цветы, бил в глаза, и я щурилась, улыбаясь и чувствуя, как тёмная тень отрывается от плеч, бледнеет и волочётся по земле невесомой.

Закружилась, раскинув руки и запрокинув голову. Уткнулась носом в ласковые лапы рябины, взвесила на ладони гроздь недозревших ягод. Сунула в рот лист мальвы, тронула языком кисловатый черенок. Нарвала крупноголового цветастого клевера. И так, немелодично насвистывая себе что-то под нос, вышла к каменистому пятачку над обрывом, где в роли садовой скамейки выступал ствол поваленой берёзы, а чуть в стороне от неё стоял мраморный рыцарь.

Статую привезли лунные после аварии. Они прихали тогда из своих гор пышной делегацией в цветных тканях, стразах и перьях, и какая-то важная женщина повелела закрыть перевал, хотя главный инженер уверял, что переправу удастся восстановить.