Черный поток. Сборник

— Американец? — Ее взор посуровел. — Странный акцент. У вас какие-то дела на дамбе?

Пьер усмехнулся.

— Дела на дамбе? Вот уж точно, дела! Да, мне действительно предстоит кое-что с ней сделать. Например, поднять ее на воздух для начала!

Тонкая, точно камыш на ветру, женщина высокомерно посмотрела на него.

— И, как понимаю, вы собирались это сделать голыми руками?

— Это сбрендивший священник, Иза, — бросил один из ее компаньонов.

— Никакой я, к черту, не священник, и не старатель — и уж точно не полицейский!

Эти люди не походили ни на один из видов прямоходящих существ, которыми изобилует Амазонка — из тех, кто носит огнестрельное оружие. Не из шайки местных громил или старателей, не искатели приключений. И на полувоенных типов, чей вертолет опустился тогда на деревню, они не походили тоже. Внезапно Пьера озарила догадка, кем они могли быть и кого искали те люди в вертолете. Пусть даже это казалось невероятным в такой глуши.

— С чего это вы заговорили о полицейских? Подумали — мы из полиции?

Пьер рассмеялся.

— Нет, друзья мои. Ясно и так, кто вы такие. Какой-то вертолет садился на деревню. Они искали вас. Вы — партизаны. Для меня это ясно как день. И похожи вы не на охотников, нет — а на тех, за кем охотятся. Однако какая самонадеянность! Как они пыжатся! Особенно офицерик. А сами, по всему видно, порядком трусят.

— Пайшау… — пробормотал один из партизан, и голос его дрогнул.

— И что вы сказали этому офицеру?

— Мы с ним не разговаривали. Я скрылся в джунглях. Точнее, вот этот индеец затолкал меня в джунгли, чтобы никто из посторонних не увидел. Я решил было, что вернулись священники с новой порцией пудры для мозгов — для спасения индейцев в селениях горних. Подумали, что вертолет вполне сойдет за Ноев Ковчег для доверчивых дикарей! Вы-то хоть понимаете, что угроза наводнения исходит от дамбы?

Пьеру ответили саркастическим взглядом.

— Жоам, обыщи его и лодку.

Как только человек по имени Жоам шагнул в их челнок, Пьер заметил, что рука Кайяпи незаметно опустилась за ножом, и вовремя схватил его за запястье.

— Все в порядке, Кайяпи, — это друзья.

И — Жоаму:

— Сам увидишь — я француз. Антрополог-социолог. Изучаю племя индейцев, которое находится под угрозой вымирания из-за этой треклятой дамбы.

Жоам стянул полиэтилен в сторону и стал рыться в куче сушеных припасов, медикаментов, одежды — сноровисто и профессионально выбросив оттуда зачехленный карабин Пьера и диктофон вместе со всеми записями.

Танец-песнь шемахоя прозвенела внезапно среди ветвей, как только он тронул кнопку воспроизведения. Оставшиеся в соседней лодке не видели, что он делает, — и вскинули винтовки.

— Хорошая машинка, — хмыкнул Жоам, выхватив диктофон из рук Пьера.

Из сумки он извлек паспорт Пьера, полевые заметки и дневник.

Паспорт он передал Изе. Она внимательно изучала французский документ.

— Значит, ты в Бразилии всего несколько месяцев — а между тем отлично говоришь на португальском. Где ты изучал язык, в Португалии?

— Нет, в Мозамбике.

— Тут нет визы в Танзанию.

— Зато есть виза в Мозамбик. Я переходил границу в свободной зоне, вместе с вашими товарищами по оружию, партизанами ФРЕЛИМО.

— Вот как, — пробормотала женщина недоверчиво. — Похоже на правду. Что ж, проверим.

Тем временем Жоам перелистал прочие бумаги Пьера и его дневник, прочитав наугад несколько отрывков.

Пьер навис над ним.

— Это заметки о народе, который близок к полному вымиранию. И сознает это. О народе, который сражается тем способом, который ему известен. В понятиях собственной культуры.

— Есть и другие способы борьбы, — оборвала его Иза.

— Именно! Есть путь борьбы, известный мне и вам. Это борьба политическая. Но бессмысленно этим дикарям принимать политические позы. Ах, как же все было иначе там, у народа маконде!

— Что ж, продолжай, мусью. Расскажи нам о маконде и ФРЕЛИМО. В подробностях.

Пьер криво усмехнулся.

— Чтобы выстроить себе алиби?

— Тебе нечего бояться, если ты человек доброй воли.

И Пьер поведал им о народе маконде, кочевавшем меж границ Танзании и Мозамбика, — о независимой африканской республике и колонии, которую правительство в Лиссабоне заставило стать неотъемлемой частью португальской метрополии, используя в качестве авторитарных аргументов крейсеры «Хьюи Кобра», бомбардировщики и напалмовые налеты. В городах и деревнях плакаты: белые солдаты с разноцветными младенцами на руках и под ними слова: «Мы все — Португальцы».