Черный прибой Озерейки

Раз нет логически понятных пояснений, тогда только и остается, что признать себя жертвой какого-то стихийного процесса. Произошло противостояние третьих планет-спутников Нептуна, Сатурна и Урана, и все, ты оказался в некоей точке пространства, и теперь ты турок, не казак. Да еще и возле будущего кинотеатра «Нептун». А отчего ты? Наверное, мировым силам это безразлично, кто в период этого противостояния напьется, а кто ухнет в иные времена, а у кого стрелка на колготках образуется.

Впору вздохнуть и зажить здешней жизнью, но сознание выдает такую вот идею, что раз случилось так, ведь и повториться может. Вот пойду я по нужде, и при внезапном отказе генератора (а это с ним через день происходит) ждет меня попадание в Древний Рим, и буду я вспоминать, как по-латыни хлеб, а как «здравствуйте». А местные римляне будут морщиться от моего акцента. Путем напряжения памяти я вспомнил, что хлеб по-латыни «panis», а вино – «vinum», и это почти все, что я могу сказать римлянам без помощи рук и мимики. Но ведь те самые планеты могут и засандалить меня в Древний Китай или Индию, о которых я знаю только то, что они были. И это, возможно, еще не самые худшие варианты.

И вот такое каждую ночь! Устав от опасений, я решил попросить снотворных, но что здесь могут быть за снотворные? Точно должен быть фенобарбитал, а вот насчет димедрола и пипольфена я не уверен. Элениум – это вещь относительно недавняя, кажется, семидесятых годов, а вот димедрол… О времени его появления не готов сказать, и потому просить его опасно. Насчет люминала – это решение не менее неудачно, чем с наркотиком, потому что фенобарбитал – то еще вещество с точки зрения опасности и привыкания. Поэтому я просил на ночь валерьянки, и мне ее давали. Толку от того не было, но хоть и вреда не больше, чем пользы. В общем, конец ноября разделился у меня на день ожидания ужаса и ночь, когда ужас приходит.

Конечно, днем было лучше (ну, кроме перевязок), все чем-то отвлекаешься от ожидания ночи: делом, чтением, разговорами, да и культурная программа тоже присутствовала. Приезжали к нам артисты фронтовых бригад, и все, кто мог приковылять, артистов слушали и громко аплодировали. Кино тоже случалось. Но и днем были свои сложности.

Голова у меня была заточена под свое время, а тут она много чего не знала, да и других подводных камней хватало. Не раз ощущал себя прямо Штирлицем, хотя вокруг были свои, но… язык мой – враг мой. От рассказов про работу я уклонялся намеком на то, что завод «Красный Профинтерн» занимался разными оборонными заказами, потому я много рассказывать не могу. Это даже было правдой, и не могу, потому что нечего сказать, да и завод действительно делал бронепоезда и ремонтировал их. Секрет, и всё. Но вот мелкие обмолвки – как от них избавиться? Например, не Советская армия, как я несколько раз ввернул (ну привык я, привык), а Красная армия. Но народ на это не реагировал – армия-то Страны Советов, так что сойдет как синоним. Но вот ляпнул я как-то про офицеров и вызвал недоумение. Из него я вывернулся, сославшись на песню: «И с нами Ворошилов, первый красный офицер». А раз бывший нарком и маршал так и называется красным офицером, так и комвзвода, упомянутый мною, пусть тоже несет это звание и не пыхтит от натуги. Благо недолго осталось, через пару месяцев должны всех в офицеры переименовать. Пару раз ляпнул про разные современные мне материалы. Тоже пришлось извиваться, рассказывая, что это такие экспериментальные материалы, которые еще в широком распространении отсутствуют, но у нас на заводе уже появлялись.

А ведь я читал несколько книжек про героев, как-то попавших в прошлое, где они легко и просто устраивались, сойдя за местных. Вот и верь после этого людям, то есть авторам.

Нельзя сказать, что я сильно боялся попаданий в особый отдел. Просто верить перестал тому, что в свое время писалось в нашей прессе, давно и напрочь. Возможно, это было с моей стороны непростительным легкомыслием, но когда тебя бросают на острие прорыва противника, ужасы прессы меркнут. Ты и так можешь «внезапно и быстро исчезнуть из глаз». И никто не узнает, что с тобой стало и когда. Сколько людей лежало и лежит безвестно, и как узнать теперь, кто это тут пал, коль красноармейская книжка давно сгнила, а смертный медальон он из суеверия не заполнил, а то и вообще выкинул? И умирать, попав под огнеметную струю, будешь тоже нелегко. Поэтому о штрафных ротах я не беспокоился.

Вот «желтый дом» – это реальнее и опаснее. Но никто мною не заинтересовался – ни особый отдел, ни женская часть госпиталя. У них были свои приоритеты. На некоторых девушек я иногда заглядывался, но потом вспоминал, что Ирина… Да и знал, что уверенность пациентов в том, что медички так и высматривают, кто из пациентов покрасивее и помужественнее – это заблуждение.