Ганюк поднялся с кресла, подошел к окну, обогнув письменный стол, и задернул шторы. В кабинете воцарился полумрак. Затем Ганюк зажег настольную лампу, снова опустился в кресло и пристально посмотрел на Зубова, сидевшего напротив. «Что ж, я вас понимаю, — заговорил он. — Вам трудно примириться с тем, что вся ваша привычная жизнь так внезапно пошла по новому руслу. Вы были полковником, а я — только майором, теперь же я. предлагаю вам стать моим подчиненным. Вам трудно согласиться на это, но я обещаю вам, что раскаиваться вы не будете». «По себе судишь», — мрачно процедил полковник. «Мы умеем уважать чужие убеждения, — с неудовольствием сказал Ганюк. — Но мы должны бороться за свои принципы, и мы будем за них бороться». «Какие у вас принципы?! — взорвался полковник. — Грабить? Жечь? Насиловать? Я видел их в действии, с меня довольно! И вообще довольно лицемерить. Лучше отведите меня в камеру или отдайте обратно вашим головорезам», — тут Зубов поморщился и осторожно провел рукой по лицу, покрытому синяками и запекшейся кровью. «Все это делалось без моего ведома, — возразил Ганюк. — Виновных я накажу, а пока примите мои извинения. Вы говорите, что мы беспринципны, — пусть так. Но чего вы, в вашем возрасте, достигли со своими принципами? Стали полковником с окладом в 400 рублей? Простите меня, но это просто курам на смех, — ухмыляясь, сказал Ганюк и фамильярно похлопал Зубова по плечу. — А теперь я вам предлагаю все, о чем только может мечтать человек…» «Не человек, а бандит», — вставил Зубов. «Бросьте, не смешите меня, — махнул рукой Ганюк. — Это никого не может оставить равнодушным. Хотите денег? Сколько угодно! Женщин? Сколько угодно! К вашим услугам любые развлечения, и при этом вы можете быть совершенно спокойны за свое будущее. Наше предприятие практически не может быть раскрыто извне. Район выполняет план! В районе все в порядке! Попытаетесь подорвать изнутри? Не выйдет. Вы у нас в руках. Лейтенант Жилин вчера убит в перестрелке», — соврал Ганюк и взглянул на полковника, однако на лице Зубова не дрогнул ни единый мускул. «Курите», — сказал Ганюк, взяв в зубы папиросу и протянув полковнику пачку «Казбека». «Ага, все–таки я его поддел», — подумал негодяй, видя, как некурящий полковник машинально взял папиросу. Ганюк прикурил и протянул полковнику серебряную зажигалку в форме женского полового органа, которой чрезвычайно гордился. Зубов вдохнул едкий дым, закашлялся и сердито загасил папиросу. «Ну как, согласны?» — спросил Ганюк. «Богато живешь», — сказал полковник вместо ответа, обводя взглядом кабинет. «Я же вам говорил!» — обрадовался Ганюк. «А надолго ли? — прервал его Зубов. — Боишься ты, Ганюк, ой как боишься! Если у вас все так хорошо, зачем же ты меня тут уговариваешь? Но честных людей ты не купишь и не сломишь, так и запомни. Убили Николая Жилина, так на его место встанут десять, сто, тысяча Жилиных! Убьете меня — на мое место встанет другой. Вы обречены, вас ничто не спасет, — заключил полковник и откинулся на спинку кресла. — Я все сказал, можете делать со мной что хотите», — добавил он. В голосе его слышалась безграничная усталость. «Ну ладно, — сказал Ганюк, — мне не хотелось этого делать, но, видно, придется. Добром вы соглашаться не хотите, так гляньте–ка сюда». Ганюк сдернул простыню, укрывавшую что–то на журнальном столике. Глазам полковника предстали два противня, на которых были разложены молотки, плоскогубцы, гвозди, иголки, удавка и все остальные предметы из арсенала палачей. «Подумайте о том, что вас ожидает, — кивнул на них Ганюк. — Вы будете хотеть смерти, но умереть вам не дадут. Вам просто придется согласиться». «На пушку берешь, старо, — презрительно усмехнулся Зубов. — Ладно, давай кончать. Надоело мне с тобой разговаривать». «Ну что ж, вольному воля», — злобно процедил Ганюк и нажал вделанную в стол кнопку звонка. В кабинете на некоторое время воцарилось молчание. Затем дверь отворилась. Появился Жереп и с ним трое здоровенных бандитов. «Увести его, — приказал Ганюк, и, помедлив, добавил с циничной ухмылкой: — В комнату смеха». Бандиты загоготали и, подхватив полковника под локти, вытолкали его в коридор. Жереп на минуту задержался, чтобы с помощью Ганюка запихать в мешок инструменты. Затем он вышел вслед за всеми. Ганюк остался один. Он подошел к окну и долго бессмысленно глядел на пустую площадь. У драматического театра стояла пустая виселица с болтающимся обрывком веревки. «Повешу!» — прохрипел Ганюк, бешено комкая в кармане пачку «Казбека».
Глава 2