Тем временем ситуация в Константинополе складывалась не настолько плохо, как многие боялись. Крайний срок, 1 августа, прошел, но Фредерика не депортировали и «Максим» не закрыли. Поскольку Турция была в основном мусульманской страной, поначалу там много говорили о запрете на продажу спиртного, который был бы смертелен для «Максима» и других подобных заведений. Так, в октябре 1923 года распространились мрачные слухи о том, что все питейные заведения будут закрыты, а запасы спиртного будут театрально выброшены в море. Но, хотя несколько мест действительно закрыли, сразу же начались призывы отменить эту меру. Многие турки уже привыкли к ночной жизни на западный манер и не желали от нее отказываться. Вскоре нескольким частным клубам официально разрешили продавать своим членам спиртное. В этом ряду избранных выделялся «Максим», уже ставший важной частью городской массовой культуры, которая становилась все более светской. К весне 1924 года клубы, сады, гостиницы, рестораны и казино могли продавать спиртное при условии, что у них есть правительственное разрешение (сам гази Мустафа Кемаль, как поговаривали, был большой любитель выпить).
Перемены в государственном аппарате и городской администрации после Лозаннского договора были стремительны, резки и в историческом плане эпохальны. Но по крайней мере вначале они не затрагивали сколько-нибудь сильно жизни и дела Фредерика. Союзнические силы начали эвакуацию 29 августа 1923 года – через пять дней после подписания договора. Она была завершена во вторник 2 октября, в 11 часов 30 минут, когда военные командующие от Великобритании, Франции и Италии вместе с оставшимися солдатами провели короткую, но впечатляющую церемонию на открытой площади у дворца Долмабахче. В окружении союзнических и турецких подразделений, выстроенных по краям площади, и в присутствии первых лиц, включая иностранных послов и верховных комиссаров, генералы провели смотр своих вооруженных сил; затем вынесли знамена союзников и турок, и союзные войска, маршируя, покинули площадь. «В мгновение ока», как выразился присутствовавший при этом американец, ее заполнила огромная ликующая толпа турок. Союзнический флот ушел в тот же день словно крадучись, – в противоположность своему властному прибытию пятью годами ранее. «Будь у этих кораблей хвосты, – замечал американец, – могу представить, как плотно они были бы у них прижаты между задними лапами». Еще через три дня, 5 октября, армия националистов дошла до азиатской стороны Константинополя; на следующий день она пересекла Босфор и высадилась в Стамбуле близ дворца Топкапы. 13 октября столица была официально перенесена в Ангору. Последний шаг в трансформации страны был сделан 29 октября 1923 года – с провозглашением Турецкой Республики и избранием Мустафы Кемаля ее первым президентом. В 1934 году благодарная нация, которую он создал, даст ему почетное имя Ататюрк – «отец турок».
Первым, что изменилось в Константинополе после ухода союзников, был внешний вид людей на городских улицах. На смену британской, французской, итальянской и американской морской униформе, сплошь и рядом встречавшейся в Пера и Галате, пришла форма турецких армии и флота. Меньше стало на улицах и проституток, поскольку власти закрыли многие «непотребные дома». Магазинные вывески и рекламные растяжки в европейских кварталах стали менять в соответствии с новым постановлением правительства, гласившим, что все теперь должно быть по-турецки, а иностранные буквы разрешались, только если они были меньшего размера.
Осенью 1923 года, после ухода союзников – вот когда, по-видимому, Фредерик отправил своего старшего сына, Михаила, учиться в Прагу. Поскольку шансов получить американское признание уже, казалось, не было, имело смысл оградить его от (потенциальной) опасности, воспользовавшись весьма великодушным предложением чешского правительства дать юным русским эмигрантам бесплатное высшее образование. К 1922 году в Прагу приехало около двух тысяч представителей русской диаспоры из разных мест, включая тех, кто жил в Константинополе. Поскольку Михаил родился в Москве и свободно говорил по-русски, он удовлетворял поставленным критериям. (Возможно также, что он хотел уехать из-за так и не улаженного конфликта с Эльвирой.) Отец и сын больше никогда не увидятся.