Черный русский. История одной судьбы

Как и Чикаго, Нью-Йорк в 1893 году был заселен преимущественно белыми. И он тоже был полон эмигрантов со всей Европы и их детей. Отчаянная бедность многих из них, в сочетании с их иноязычным гомоном и чуждыми обычаями, заставляла старожилов Нью-Йорка опасаться за будущее своего города. Чтобы окультурить и ассимилировать этих разномастных приезжих, белые ньюйоркцы в конце XIX века ввели ряд реформ. Но, характерным образом, они игнорировали не столь многочисленных коренных черных, приезжавших в город в то же самое время. Черных заставили чувствовать себя незваными гостями на Манхэттене, и многие из них предпочитали селиться на окраинах. Бруклин, который до 1898 года будет оставаться независимым муниципалитетом, стал особенно популярен у черных после случившихся во время Гражданской войны призывных бунтов 1863-го[10], когда белые банды охотились за ними по всему Манхэттену. Но даже и в Бруклине в 1893 году черное население было очень малочисленно и достигало лишь 13 000 человек из общего числа в 950 000.

Работа, которую нашел Фредерик по прибытии в Бруклин, была предсказуема – как в личном, так и в общесоциальном смысле. Нью-Йорк был похож на Чикаго еще и тем, что черным там была доступна лишь низкооплачиваемая работа, связанная с подвластным положением. Но даже в столь узких рамках возможностей Фредерик сумел себе выкроить относительно высокую должность, которая была шагом вперед по сравнению с работой официантом в Чикаго. Бруклинская гостиница «Кларендон», где он стал «главным коридорным», представляла собой новое, большое, именитое и стратегически расположенное заведение. Открытая летом 1890 года всего в двух кварталах к северу от Сити-Холла, она к тому же находилась в двух шагах от надземной железной дороги, которая через десяток кварталов доходила до Бруклинского моста. Канатный трамвай вез пассажиров через мост в нижний Манхэттен и высаживал их неподалеку от нью-йоркского Сити-Холла, что делало «Кларендон» одним из концов транспортной системы, связывающей административные центры двух муниципалитетов.

Фредерику тогда был 21 год, и, как «главный», в штате коридорных он занимал ответственную должность, соответствующую его навыкам как обслуживания, так и управления людьми. Коридорные обычно проводили целый день на ногах, и поскольку они всегда были на виду, то их внешний облик, начиная от униформы и ухода за собой и заканчивая манерами, прямо сказывался на заведении, в котором они работали. Его работа состояла, очевидно, в том, чтобы давать задания отдельным коридорным, фиксировать их рабочие часы для расчета заработной платы, обучать новичков и устранять замечания в их адрес. Фредерик должен был блюсти баланс между положением начальника по отношению к коллегам – а поскольку он сам был черный, то уж они-то тем более – и положением нанятого белыми и прислуживающего белым. За Фредериком оставалась прерогатива прилагать самому особые старания, чтобы предоставить исключительные услуги важному клиенту.

Последующая карьера Фредерика показывает, что на гостей «Кларендона» он произвел впечатление: проработав там несколько месяцев, он ушел оттуда и стал личным лакеем крупнейшего местного бизнесмена. Перси Дж. Уильямс временно останавливался в той гостинице в начале лета 1894 года; тогда-то он, видимо, и встретил Фредерика и нанял его – за качества, необходимые всякому успешному слуге: находчивость и обаятельность. Уильямсу было под сорок, и очень скоро он войдет в историю американских массовых развлечений как крупнейший владелец водевильных театров в Нью-Йорке. Есть основания полагать, что Фредерик, наблюдая за теми или иными сторонами карьеры и характера Уильямса, извлек ряд ценных для себя уроков.

В это же самое время амбиции Фредерика начали превосходить те скромные роли, которые американское общество дозволяло ему выполнять и в которых он начал преуспевать. С положительным рекомендательным письмом от такого известного, богатого и уважаемого человека, как Уильямс, Фредерик мог долгие годы работать в Нью-Йорке личным лакеем или даже дворецким. Но помимо профессии у Фредерика еще была и страсть к музыке. Сильная настолько, что заставила его предпринять экстраординарный шаг – уехать из Соединенных Штатов на учебу.

Годы спустя Фредерик объяснит американскому консульскому чиновнику, что он «отправился в Европу по совету своего немецкого музыкального профессора Германа», который порекомендовал ему поехать в Лондон. Фредерик хотел стать певцом. Возможно, что его обучение в Нью-Йорке вокалу было связано со знаменитым наследием черного церковного пения, о котором он мог узнать в родительской молельне в округе Коэхома. Что касается немецкого учителя, то о нем ничего не известно кроме того, что его влияние на Фредерика было огромно. То, что он был иностранец, несомненно, объясняет его желание перешагнуть американский «цветной барьер» и взять Фредерика себе в ученики; этим же объясняется и его мысль о Европе как о месте, куда Фредерик мог поехать развивать свои способности.

* * *