Черный рыцарь

Сам же Шарль Руже не вызвал у Михалыча никаких особых чувств. Этот хитрый, ловкий и изворотливый тип, относился к самому себе как к винтику большого, сложного механизма и в этом он был с ним полностью согласен. В этом человеке было поровну как плохого, так и хорошего. Каких-то тяжких грехов у него не было, но и благородством он тоже не смог бы похвастаться. Шарль Руже, однажды попав в эту систему, сделал все, чтобы уйти из неё, но при этом умудрился остаться при ней и ловко использовал все её недостатки себе на благо. Зато, он так и не смог обзавестись семьей и какими-то глубокими привязанностями, но это его нисколько не угнетало.

В итоге Михалыч остался равнодушен к этому пожилому пройдохе, который, не смотря на его загадочную многозначительность и показной романтизм истинного рыцаря плаща и кинжала, на самом деле был черствым, сухим и, в общем-то, пустым человеком. После знакомства с Шарлем и соприкосновения с его душой, Гельмут Фишер показался ему просто поэтом, хотя и у него вполне хватало недостатков. Главным недостатком Гельмута была его прижимистость, если не явная скупость. Не смотря на то, что его наделили невероятно щедрым даром, он не только не отказался от гонорара, но и пересчитал все купюры, забыв при этом подписать какой-либо контракт или соглашение. Михалыч не нашел в этом ничего предосудительного, но Айрис была уязвлена таким отношением адвоката к его благодетелю.

Зато Гельмут оперативно связался со своим протеже и быстро сумел убедить его в исключительной серьезности намерений своего клиента и его финансовой состоятельности. На эти предварительные переговоры ушло не более десяти минут. Так что из дома Гельмута Фишера, даже не пообедав, они немедленно отправились в Нью-Йорк, где, к этому времени, уже наступило утро. Благополучно пройдя сквозь магическое зеркало, трое молодых, жизнерадостных людей поднялись на поверхность неподалеку от Центрального парка города.

Брать такси не имело никакого смысла, ведь дом, в котором жил Арнольд Гольдштейн, находился всего в пяти кварталах от станции метро. К тому же и погода в это утро вполне располагала к небольшой пешей прогулке и поэтому Михалыч не стал настаивать на том, чтобы подъехать к особняку на лимузине. Поиск отеля и хлопоты, связанные с наймом лимузина, заняли бы куда больше времени, чем пятнадцатиминутная прогулка пешком.

Негромко переговариваясь друг с другом, они спокойно шли по немноголюдной улице. Было половина девятого утра и везде глаз находил приметы праздника: елки, украшенные яркими игрушками, Санта-Клаусы, оленьи упряжки, ясли с младенцем Христом и Богоматерью, украшали буквально все витрины. Однако, Михалыч не испытывал ощущения праздника. Наоборот, он чувствовал какую-то смутную тревогу и даже угрозу. Это чувство возникло как-то внезапно и было столь неожиданным, что он невольно замолчал, прислушиваясь к себе.

Внешне все выглядело вполне мирно и спокойно. Мимо них только что проехала патрульная полицейская машина и полицейские, которые ни за кем не гнались, выглядели довольно благодушно. Пешеходов было очень мало, несколько пожилых супружеских пар, которые не спеша шли по улице впереди них. Еще двое небогато одетых мужчин средних лет, явно, не из этого района, полная темнокожая женщина, неопределенного возраста, одетая в дорогое пальто и трое молодых людей с девушкой шли по противоположной стороне улице. Машин также почти не было, за исключением тех, что были припаркованы по обоим сторонам улицы.

Развязка наступила внезапно и в считанные секунды все изменилось. Рядом с ними, догнав их на бешеной скорости, резко остановился большой, белый джип, отчего тормоза взвизгнули и тяжелую машину даже слегка развернуло. Из джипа с громкими, развязными криками выскочило пятеро здоровенных, молодых верзил, одетых в какие-то мешковатые, яркие одежды спортивного вида. Размахивая руками, хохоча и гримасничая, они мгновенно окружили их, стали выкрикивать какие-то идиотские угрозы и потешаться над рыжими волосами Гельмута и швейцарской шляпой Михалыча. Наглые выкрики, доставшиеся на долю Айрис, вообще не поддавались никакому разумному объяснению кроме одного, - пятеро чернокожих, бандитствующих кретинов хотели в это утро не только денег, но еще и белую женщину.