Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной

На международном уровне Нагорный Карабах, как и Чечня, оставался изгоем,. Ни один из принятых им законов и ни одна организация не признавались за пределами его границ, и на его территорию не ступала нога иностранного дипломата, за исключением тех случаев, когда официальные лица прибывали сюда с миротворческой миссией. Фактически подобное положение вещей стало стимулом для превращения Карабаха в неконтролируемую страну. Ходили слухи – в них легко поверить, но трудно проверить, – что Карабах активно пользовался своей репутацией международной "черной дыры".. Военные атташе допускали, что, возможно, именно там складировались излишки российского вооружения, превышавшие квоты, предусмотренные соглашением об обычных вооружениях в Европе. Азербайджанцы утверждали, что Карабах стал перевалочным пунктом для контрабанды наркотиков. Когда лидер курдских сепаратистов Абдулла Оджалан пустился в бега, ходили слухи, что он направился в Карабах. Слухи не подтвердились, но логично предположить, что Нагорный Карабах был единственным местом на земле, где он мог найти убежище от международного правосудия.

Чья в этом вина? Конечно, карабахцев. Но возможно, и наша тоже. Международная изоляция лишь способствует формированию осадного менталитета и оставляет поле для деятельности тех (особенно в армянской диаспоре), кто хотел бы вложить деньги скорее в миф о Нагорном Карабахе, чем в его реальность.

"Извини, что я это говорю, Том, – сказал Валерий. – Но мне кажется, что мы дураки и азербайджанцы тоже дураки". Валерий возил меня по Карабаху на своем такси – кофейного цвета "Жигулях". Он был весел и невозмутим и ехал так медленно, убаюкивая, что у нас было достаточно времени, чтобы насладиться красотой окрестных лесов и поговорить на многие темы. Валерий когда-то работал в Баку, у него были друзья-азербайджанцы, и у него остались самые теплые воспоминания о жизни в советские времена. Мы часто в шутку повторяли, что вот если бы сейчас поехать прямиком через линию фронта, то уже через четыре часа можно было бы оказаться в Баку и провести приятный вечер на берегу Каспийского моря. Он держал в машине любимую кассету с азербайджанской музыкой, но пленка оказалась такой старой и заезженной, что вместо пения слышался сдавленный стон. Валерий не хотел, чтобы Нагорный Карабах снова стал частью Азербайджана, однако он с удовольствием повернул бы стрелки часов назад и вернулся во времена Советского Союза, когда все жили в одном большом государстве и прекрасно ладили друг с другом. Лично он считал, что сложившаяся сейчас ситуация крайне запутана и найти выход из нее – задача не по силам маленьким людям вроде него.

Мы направлялись в город Мардакерт вместе с двумя моими друзьями-армянами и должны были там встретиться с человеком, который был на тридцать лет моложе Валерия, но, как и он,, не испытывал к азербайджанцам вражды.

На посту у военной базы в Мардакерте к нам подошел Рубен, высокий худой новобранец лет девятнадцати. Он приехал из Еревана и проходил военную службу здесь, в Карабахе, на линии фронта. Тот факт, что призывники из Армении служат в Нагорном Карабахе, подчеркивает, насколько полно объединены обе территории. Мы угостили Рубена в кафе недалеко от базы. Мы привезли ему деньги и несколько писем от родных в Армении, а также блок сигарет, чтобы ему было чем скрасить смертную скуку будней патрульной службы. Солдатам в то время платили одну-две тысячи драмов (примерно два-четыре доллара) в месяц; увольнительных у них не было и есть им тоже было почти нечего. Они использовали свое боевое оружие в основном для того, чтобы подстрелить змею или бродячую собаку, которых они потом жарили и ели.

Рубен рассказал нам, что на линии фронта есть участок, где расстояние между окопами с обеих сторон границы всего тридцать-сорок метров. Когда поблизости нет офицеров, армянские призывники общаются с азербайджанскими. Они стреляют в воздух или кричат: "Мулла!", или азербайджанцы кричат: "Вазген!". Потом, в точности как на Западном фронте под Рождество 1914 года, они встречаются посередине, на ничейной полосе. О чем они говорят? "Мы просто встречаемся, обмениваемся сигаретами и говорим друг другу: "Мы не враги, мы все одинаковые, мы друзья". Валерий одобряет это.

Пока мы ждали Рубена, коренастая женщина в камуфляже с короткой стрижкой внимательно оглядела нас с ног до головы и сказала с акцентом жительницы тихоокеанского побережья США: "Хелло!". Позднее мы зашли к Ани, единственной американке, живущей в Мардакерте. Ани тараторила без перерыва: было понятно, что она рада пообщаться с людьми, говорящими на английском. Она жила в одноэтажном домике с некрашеным деревянным полом и металлической кроватью в углу. Дом отапливался дровяной печкой, а воду надо было брать из колодца, Она сказала, что даже и не помнит, сколько раз ее обворовывали.