Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной

"Атмосфера – вот что привлекало. Люди и впрямь почувствовали, что началось что-то новое: можно говорить, можно собираться, обсуждать судьбу Карабахаї Так возникла особая атмосфера, которая была просто фантастической! Когда я говорю, что обстановка была фантастическая, я имею в виду, что она была похожа на ту, которая возникает на площади Святого Петра, когда Римский Папа обращается с проповедью к народу, к собравшимся там истинно верующим людям, и на обстановку после проповеди Папы. У нас было что-то похожее. Любовь к ближним. Атмосфера всеобщей теплоты. Если кому-то становится плохо, вся площадь старается ему помочь. Сквозь толпу пробираются врачи, появляются крепкие мужчины, сцепляют руки наподобие носилок. Кто-то передает лекарство, кто-то приносит воду" (22).

Зоя Шугарян, карабахская армянка, много лет прожившая в Ереване, говорит, что не могла поверить собственным глазам, когда увидела, что происходит. Поначалу мало кто из жителей армянской столицы знал о ситуации в Нагорном Карабахе. Но митинги и листовки очень быстро ввели их в курс событий – точнее, посвятили в армянскую версию конфликта.

"Все эти годы я воевала с теми армянами, которые не могли даже найти Карабах на карте, – говорит Шугарян, – а 21 февраля я вышла на улицу и увидела, что вся Армения скандирует "Ка-ра-бах!" Первые несколько дней я ничего не могла делать – только плакала" (23). Шугарян, правда, заметила, что у нее возникли некоторые сомнения по поводу самых ранних митингов, которые, как она теперь считает, были использованы в нечистоплотных политических целях. "Мне жаль той глупой эйфории, когда все нам нравились".

Ереванские демонстрации проходили мирно, но обретали пугающий размах. Никто уже не смог бы нажать на тормоза. Даже новые "лидеры" движения имели слабое представление о том, в каком направлении развиваются события. Говорит Рафаэль Казарян, старейший член созданного тогда Комитета Карабах:

"Знаете, весь народ восстал. Нельзя сказать, что мы их подняли, это народ нас поднял. Мы просто оказались на гребне волны. Те, кто был чуть отчаяннее, чуть решительнее, кто не стал думать о последствиях, оказались на самом гребне. А те, кто был поосторожнее, не оказались. Но восстал весь народ: и в Карабахе, и здесь. Люди шли пешком по тридцать-сорок километров, чтобы принять участие в митинге, а на площади собирались сотни тысяч человек – это нечто невероятное! Однажды жуткая толпа народу собралась около оперного театра, несколько сот тысячї Мне кажется, никакими уговорами эти митинги нельзя было прекратить. Тем более, все мы были уверены, что в течение недели Горбачев все решит. И прости его Господь, если он затянет все это на месяц! Я чувствовал, что у меня сердце не выдержит, если все это будет продолжаться целый месяц!" (24)

Поступивший из Москвы от высшего партийного руководства официальный сигнал был предельно ясен: статус Нагорного Карабаха изменен не будет. Так почему же Казарян и другие несколько недель надеялись, что Горбачев согласится с их требованиями? Возможно, тот факт, что члены Политбюро приехали в Ереван и разговаривали с митингующими, был воспринят как уступка со стороны Москвы. А может, они верили, что их "власть народа" оказалась настолько могучей, что заставит Политбюро передумать.

Руководство армянской компартии находилось в сложном положении, вынужденное балансировать между требованиями Москвы и толпы. Нельзя сказать, что руководство Армении в принципе было против идеи объединения Нагорного Карабаха и Армении, просто разразившийся кризис стал серьезной угрозой для их собственной власти. Бывший высокопоставленный партийный руководитель Грант Восканян говорит, что ереванское руководство было предупреждено о готовящейся кампании протеста в Степанакерте, но оно просто не могло поспеть за бурно развивающимися событиями:

"Мы знали о существовании этой проблемы. Но мы договорились [с партийным руководством Степанакерта], что они нас предупредят заранее, когда будет приниматься решение об отделении от Азербайджана. Однако, как потом выяснилось, они просто поставили нас перед фактом, когда резолюция была уже принята. Я позвонил Генриху Погосяну и сказал: "Послушай, если вы должны были это сделать, почему же нам ничего не сказали?" Он извинился и ответил, что "все получилось так спонтанно, что у нас просто не было времени [вас предупредить]" (25).

22 февраля первый секретарь ЦК Компартии Армении Демирчян объявил по республиканскому телевидению, что требование о воссоединении не может быть удовлетворено и что "дружба между народами является нашим бесценным богатством и гарантией будущего развития армянского народа в семье братских советских народов" (26). Когда же его наконец вынудили выступить перед митингующими на Театральной площади, Демирчян выглядел крайне раздраженным и даже бросил в толпу риторический вопрос: неужели люди считают, будто Карабах "лежит у него в кармане".