На скале, над дорогой, серпантином поднимающейся от Степанакерта до Шуши, установлен монумент победы. Это тот самый танк Т-72, из которого в полдень 8 мая 1992 года, в самый разгар боя, выбросило Гагика Авшаряна. После того, как армяне одержали победу в войне за Карабах, они восстановили сгоревший танк, выкрасили его в защитный цвет и поместили на горе, выведя белой краской номер на броне: 442. Танковая пушка нацелена на Шушу.
Спустя восемь лет и один день, 9 мая 2000 года, армянский Нагорный Карабах праздновал свой День Победы. Праздничные мероприятия на пути к высокогорной цитадели состоялись в трех пунктах, которые стали как бы остановками своеобразного крестового хода, начавшегося у танка-памятника и закончившегося в церкви Казанчецоц, где отслужили благодарственный молебен.
Башня танка была усыпана красными и белыми гвоздиками. Члены семей героев стояли рядом. Из трех членов экипажа танка номер 442 выжил только Гагик, командир. Рядом с ним стояли Стелла, вдова механика-водителя Ашота, и Ованес, его десятилетний сын. Стелла выглядела бледной, потерянной и неправдоподобно юной. Бабушка наводчика Шагена, с черным покрывалом на голове, комкала в руке платочек. Оплакивая своего погибшего внука, она начала горестно причитать, а потом завыла в голос, стуча кулаками по корпусу танка.
Вдруг скорбящие родственники оказались в центре официальной церемонии. Построившийся у подножия мемориала духовой оркестр грянул военный марш, череда высокопоставленных гостей потянулась вверх по лестнице. Облаченный в высокий черный клобук архиепископ Карабахский Паркев, военные чины в парадной форме и премьер-министр в щеголеватом сером костюме по очереди возложили к монументу цветы. Уже через несколько минут оркестранты спешили к своему автобусу. Колонна машин с ревом унеслась по направлению к Шуше, где состоялась очередная церемония: в нижней части города был открыт памятник герою Великой Отечественной войны летчику-истребителю Нельсону Степаняну.
Конечным пунктом нашего похода стала возведенная в 1887 году церковь Казанчецоц, которая была одной из крупнейших армянских церквей в мире и символом процветания армянской буржуазии в Шуше. Закрытая при коммунистическом режиме, она была восстановлена после 1992 года. Сейчас она, облицованная белым известняком, как и прежде сверкает девственной белизной, гордо возвышаясь над городскими руинами. Внутри храма было гулко и безлико. Архиепископ Паркев, импозантный в своем высоком черном клобуке, пророкотал армянскую литургию, которую сопровождало пение хора, эхом отскакивавшее от стен. Отдав дань памяти павшим в недавней войне с Азербайджаном и в Великой Отечественной войне и получив благословение, присутствующие могли спуститься в Степанакерт, где на футбольном стадионе готовился поп-концерт.
Шушу называли "Карабахским Иерусалимом". Владеюший городом контролирует не только стратегически важную цитадель в самом сердце анклава, но и место, имеющее историческое значение. О Шуше говорят как о колыбели азербайджанской музыкальной культуры и поэзии, из которой вышли такие поэты, как Вагиф и Натеван. Потеря Шуши в 1992 году для культурной жизни Азербайджана стала жесточайшим ударом. Один бакинский интеллигент сказал мне: "Когда до нас дошла эта весть, я и многие мои друзья просто рыдали".
А вот для армян Шуша стала скорее неутихающей болью. Когда смотришь на одинокую колокольню храма Казанчецоц, которая высится над развалинами, в голову невольно приходит мысль, что Шуша теперь скорее символ, чем живой город, который люди хотели бы назвать своим домом. Задолго до описанных событий, в 1920 году, Шуша была крупным армянским торговым городом. В недавнем прошлом армяне, выступая в роли современных крестоносцев, приходили сюда либо поживиться чужим добром, либо помолиться святым местам, но никто не хотел здесь жить. Думаю, что армяне, с которыми мы стояли плечом к плечу во время празднования Дня Победы, не столько ликовали по поводу того, что Шуша снова стала армянской цитаделью, сколько радовались уничтожению Шуши, важного стратегического оплота азербайджанской армии. Ведь сохранение контроля над горной цитаделью является гарантией их безопасности, и едва ли кто-нибудь из армян смирится с возвращением в Шушу азербайджанского населения после окончательного заключения мира (1).
Вечером шушинского Дня Победы меня пригласили на обед в Степанакерт. В старом двухэтажном доме в центре города собрались представители всех слоев карабахского армянского общества. Женщины заняли одну половину длинного стола – поближе к кухне, мужчины – другую. На столе лежали пучки тархуна и реган, на горячее подавали горную дичь – оленину и зайчатину.