– Н-н-наср, – выругался невидимый враг. – Так и знал, что драться полезешь... Чуть башку не снес, sun of bitch.
– Ирвин, ты, что ли? – удивился бывший сержант. – Сам зарезать меня явился, предатель. Ну, вонзи перо в грудь командиру, соверши такой подвиг, – с горьким сарказмом добавил он.
– Какое к черту перо? Что я, птица? Я поговорить пришел. – Блестящая в свете звезд, будто смазанная репеллентом физиономия американца лучилась благодушием, когда он возник из тьмы рядом с Вадимом. – Если бы не я, ты был бы уже трупом, чувак. Гляди сюда...
Он потряс перед носом диверсанта сжатым кулаком, в котором позвякивали монеты.
– Что это?
– Награда за твое убийство, что же еще. Тридцать метикалов – это тебе не банан на вертеле. Радуйся, что они достались мне, а не постороннему наемнику. Тот бы уже нанизал твое доброе сердце на штык. В ОАТ знаешь, какие упыри служат, ой-ой!
– Так ты прикинулся другом этих подонков, чтобы прикрыть собой командира? – обрадовался Косинцев.
Как же все-таки приятно осознать, что старая дружба не ржавеет, и ты снова не один среди безбашенных воинов-освободителей. Хэмпстед теперь вызывал у Вадима почти умиление, в противовес недавней лютой ненависти.
– Цени мое расположение, белый брат. Но убивать командарма я все равно не стану, как ни проси. Мне моя жизнь еще дорога.
– Ладно, там видно будет, – добродушно отозвался Косинцев. – Хорошо уже, что ты остался верен своему настоящему командиру.
– Иди к Насру, чувак.
По правде говоря, сохранение собственной жизни, как учили в диверсионной школе, сейчас следовало поставить на первое место. А уже потом задуматься, как именно выполнить задание. Глядишь, братья-киафу сами как-нибудь исхитрятся и прикончат Мвимба-Хонго без помощи диверсантов.
– И что теперь? – спросил сержант. – Вернешься к этим уродам несолоно хлебавши? То есть не обагрив свои черные руки моей красной кровью?
– Ну да.
– Опасно. Самого прирежут за неисполнение условий контракта.
– А ведь ты прав, чувак, – испугался Ирвин. – Пожалуй, мне придется-таки убить тебя. Извини, я уже успел к тебе привыкнуть, хоть ты и пытаешься мной командовать.
– Охренел, солдат?
Они на пару принялись размышлять, как обмануть пронырливого Кваквасу и капитана Онибабо. Наконец у бывшего сержанта созрел план. Нужно повернуть дело так, будто наемный убийца пал жертвой сверхчуткости русского. Объявить, что Вадим за три метра ощутил приближение врага, сам подстерег его и отдубасил, потом отобрал деньги и швырнул тело в кусты.
– Тело? – испугался Ирвин. – Какое еще тело?
– Ну, то есть тебя. Это выражение такое.
Как ни сопротивлялся черный соратник такому плану, ничего более путного предложить не сумел.
– Ты того... Особо кулаками-то не маши, – проворчал он и отдал Вадиму «трудовые» метикалы. – Чтобы синяков не осталось, понял?
– Да их все равно не видно будет.
– И деньги не растранжирь на баб, они мои! Считай себя ростовщиком.
Бывший сержант, чтобы долго не мучиться угрызениями совести, размахнулся и врезал товарищу в скулу. Негр охнул и отступил, и тогда Вадим добавил ему ударом с левой, в глаз. Ирвин уже готов был самостоятельно ринуться наутек, как вдруг вспыхнул яркий свет «летучей мыши».
– Что тут происходит? – злобно спросил полковник Забзугу. Свободной от фонаря рукой он сжимал АР-48. – Сцена ревности любовников?
– Никак нет, – отрапортовал Косинцев.
– Избиение рядового Чьянгугу? Отвечай, брат таха! Эта белая обезьяна ударила тебя по лицу?
– Н-ну... Слегка... Не очень больно.
Забзугу повесил фонарь на сук и схватился за винтовку обеими руками. В холодном галогенном свете его глаза сверкнули подлинным безумием. Кажется, полковник уже предвкушал, с каким наслаждением всадит гранату в беззащитный живот Вадима.
– Именем свободного народа таха... – начал он, судорожно пихая разрывной боеприпас в подствольник.
– Послушайте, господин полковник, – послышался девичий голос. – Это убийство может плохо повлиять на судьбу нашего героического предприятия.
– Каким образом? – поперхнулся Забзугу. – Капрал, какого рожна вы шатаетесь ночью по лагерю? Да еще без личного оружия?
Девушка выступила в круг света и принялась загибать пальцы:
– Во-первых, от выстрела проснется наш командарм, который сейчас наверняка общается с богами и душами предков. И предки и Мвимба-Хонго будут недовольны. Во-вторых, Вадим единственный белый в армии. Он может сослужить нам службу в Малеле, разведывая ООНовские позиции. В-третьих, судить военного преступника полагается публично, с соблюдением требований Устава ОАТ. В-четвертых...
– Не учите меня Уставу, капрал Зейла, – осадил ее Забзугу. Гранату он все же вернул в подсумок, правда, с великой неохотой. – Ладно, отложим жестокую казнь на будущее. А ты, рядовой Косинцев, оштрафован на пять дневных окладов!
– Есть на пять окладов! – счастливо выкрикнул диверсант.
– Всем спать, – зло бросил полковник и удалился с фонарем подмышкой. Кажется, он бормотал себе под нос: «Наср, на десять надо было... Или двадцать... Или вообще навсегда... Убить его надо было».