Сама Маргарита Васильевна, нахмурив брови, изучала что-то на экране монитора. Судя по мимическим подергиваниям лицевых мышц ректора, материал был не из приятных.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я с компанией.
– А вот и Верницкая, собственной персоной, – саркастически отреагировала на моё появление Белявская, не отрываясь, впрочем, от экрана. – Прошу любить и жаловать.
– Так мы за этим и приехали, – ответил загадкой Пупс.
Он прямо-таки расцвёл, видимо припомнив нашу пикировку взглядами на крыльце. И в глазах его явственно заполыхал жертвенный огонь.
Мне никто не предложил сесть, и я осталась стоять, показывая всем своим видом крайнее нетерпение – мне рассиживаться некогда, давайте в темпе обсудим тему, и я удалюсь. Хотя, если откровенно, то подобное начало мне ужасно не понравилось, и я тут же встревожилась, гадая, где бы достать соломки, да куда ее постелить.
– Ну что ж, Валерия Михайловна. Знакомьтесь. Это комиссия, из Москвы, – наконец оторвалась Белявская от компьютера. – Бэла Рустамовна, Инга Витальевна и Леонид Семёнович. Они приехали специально, чтобы задать вам ряд вопросов.
– Ну, не совсем так, – уточнила Бэла Рустамовна. – Вообще-то мы приехали по поводу продления лицензии вашему институту. Но в отношении вас, Валерия Михайловна, мы получили определённые полномочия.
Она говорила без акцента и как коренная москвичка. Скорей всего так оно и было.
Я пока ничего не поняла, но тут же испугалась до дрожи в коленках. Министерская комиссия – это вам не шутки. И потому непроизвольно ухватилась за спинку ближайшего стула, что не осталось незамеченным.
– Да вы присаживайтесь, – по-хозяйски распорядилась Бела Рустамовна. – И не бойтесь. Никто вас за просто так казнить не собирается. Мало ли кто что напишет. Но вот если все-таки всплывут крайне неприятные для вас факты, то министерство пошлёт запрос в ВАК о рассмотрении обстоятельств, при которых вы защитились, и лишении вас кандидатской степени.
Я так опешила от услышанного, что впала в ступор. Тут же в голове помутилось, а перед глазами все стало расплываться. Все же я превозмогла дурноту и внимательно оглядела своих мучителей. Пупс откровенно наслаждался ситуацией. Министервы отвечали мне снисходительными взглядами, мол, попалась голубушка, так что теперь придётся держать ответ. И лишь в глазах Белявской я заметила проблески сочувствия.
– Да что случилось-то? – наконец обрела я голос, правда внезапно осипший. – Ничего не понимаю. Вы хоть объясните толком.
Я закашлялась, и только это позволило мне справиться с готовыми брызнуть слезами.
– Видите ли, в министерстве получен сигнал о том, что ваша диссертация написана не вами, что вы её купили, – терпеливо пояснила мне Бэла Рустамовна (видимо в этой «могучей кучке» она являлась рупором). – И мы призваны разобраться с этим вопиющим фактом. А вы нам в этом поможете.
Тут Пупс ехидненько улыбнулся, подтверждая слова своей коллеги.
На мгновение мне показалось, что я попала в театр абсурда, где стала одновременно и зрительницей, и главной страдательной героиней. Но в этот же момент и успокоилась:
– Маргарита Васильевна, вам ли не знать, что это моя диссертация! Доказывать, что я не верблюд, я не собираюсь, поскольку презумпцию невиновности никто не отменял. А уважаемой комиссии отвечу: не вы мне шары выставляли, не вам и степени меня лишать.
И я поднялась с места, намереваясь покинуть этих инквизиторов. Но тут впервые заговорила Инга Витальевна. Она роняла слова сухо, колко и размеренно, словно внутри ее действовал метроном, не допускавший ни малейших интонаций:
– А что это вы так вскипятились. Не к лицу преподавателю психологии вести себя подобно истеричной особе. Поступил сигнал, и мы обязаны разобраться. К сожалению, и вам это прекрасно известно, в стране появился новый вид интеллектуальных услуг по написанию работ разного уровня. Как курсовых и дипломных для студентов, так и кандидатских, и докторских для соискателей. Пока мы не имеем оснований полагать, что вы воспользовались подобными услугами, но жизнь есть жизнь. И вместо того, чтобы показывать норов, подумали бы, как облегчить жизнь и себе и нам. Может, присядете обратно?
И я послушно уселась, как школьница. И только тут спохватилась:
– А что за сигнал? Я имею право с ним ознакомиться?
– Ну, это собственно и не сигнал, в привычном понимании этого термина, – оживилась Бэла Рустамовна. – Дело обстоит гораздо хуже. Будь это обычное письмо, или даже анонимка, мы бы решили этот вопрос келейно при любом раскладе. Но, к сожалению, статья опубликована в интернет-газете «Колокол.ру». И сразу же растиражирована по многим изданиям. А у нас в министерстве новые веяния – мы теперь держим руку на пульсе даже виртуальных изданий. Поэтому дело о вашей диссертации взято на контроль самим министром.
Вот тут я и схватилась за голову. Вот он – третий удар моего врага. Как я была права! Но что же делать? Первым порывом у меня возникло желание поделиться с собравшимися своей проблемой. Но тут же передумала. Это лишь усугубит моё положение.