- Я? - спросил Джим, отхлебывая кофе.- Бывал... Там обезьян учат лазить на пальмы за кокосовыми орехами. Я даже сам дрессировал одну обезьянку. Почти удалось. А повлиять вот на это существо в юбке, воображающее себя шефом пресс-бюро, состоящего из одного репортера-бездельника, не могу!
- Перестаньте ругать меня, Джим,- прервала его Бекки.- Дедушка, я борюсь за папу с мамой. Она хочет показать отца сверхпреуспевающим, недалеким консерватором. А я хочу показать его таким, как он есть. Джим мой репортер. Но теперь он не хочет быть больше репортером моего пресс-бюро. Ему, видите ли, "стыдно" грабить меня...
- Вот не ожидал встретить стыдливость у журналиста! - резко сказал Гильбур, неприязненно глядя на молодого человека, видимо уже сумевшего понравиться Бекки.
Старик начал сердиться не на шутку. Его раздражение, вызванное своими собственными неудачами, требовало разрядки. Отвращение к продажным писакам перешло к нему от отца и особенно обострилось после опубликования в газете случая с "фитофторой специес".
Джим поставил чашку, круто повернулся, видимо желая "обрезать" старика, но, увидев его расстроенное лицо, он улыбнулся, чем еще больше рассердил Гильбура. Но Джиму не хотелось, чтобы у Гильбура создалось ложное впечатление о нем.
- Мой отец был учитель,- сказал Джим,- он любил Америку, как Стефансон, выпустивший биографическую книжку "Разгребатель грязи", с разоблачением монополистов. Несколько лет назад я написал книжку под заголовком "Букет гитлеров". Это о том, к чему приводит сверхкапитализация в стране сверхкоролей...
- Так это вы? - удивился Гильбур.- Вот не ожидал! Я кое-что слышал об этой книжке. Значит, это вы? - Теперь Гильбур с симпатией и удивлением смотрел на Джима.
- Именно я! В этом я перестал сомневаться, когда мне подтасовали судебное дело. Потом мною заинтересовалась Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности! - Джим засмеялся и выжидательно посмотрел на Гильбура.
- Джим,- сказал Гильбур,- вы подвернулись весьма кстати. Мне очень нужен доверенный человек для поездки на Суматру. Дело связано с продажей партии риса и сахара и организацией кооператива фермеров. На этом деле вы не станете миллионером, но расходы я оплачу. Наше объединение взяло на себя одну коммерческую операцию. Я начинаю опасаться подвоха. Желательно послать толкового парня - выяснить эту историю, и чем скорее, тем лучше.
- Я не прочь помочь вам, Вильям Гильбур. Я кое-что слышал о вашей борьбе с монополистами. Я уважаю вас за это, хоть вы и потерпите поражение.
- Что за странный фатализм! - рассердился Гильбур.- Я верю в здравый смысл людей. Нужно бороться с монополизмом.
- Особенность империализма - это концентрация производства за счет таких, как вы,- сказал Джим.
Он долго доказывал Гильбуру, что кооператив в империалистическом государстве не будет иметь успеха в экономической борьбе с монополиями, если не выдвинет политических требований и не организует бедных фермеров. А этого именно и не хочет Гильбур.
Они долго спорили, и Гильбур спросил:
- Ради чего же вы хотите мне помочь, если не верите в победу кооперативной идеи?
- Это одна из форм протеста,- очень тихо, чуть не шепотом пояснил Джим.- Борьба открывает глаза слепым, заставляет слышать глухих и говорить немых.
Гильбур посмотрел на часы и спросил:
- Можете выехать сегодня или завтра?
- Одну минутку,- ответил Джим и исчез за дверью.
- Очень энергичный малый, хоть и не верит в кооперативы,- заметил Гильбур.
- Ах, дедушка, Джим замечательный! Он...- Бекки вспыхнула под насмешливым взглядом Гильбура и закричала: - Ты не смеешь так думать. Он совсем особенный!
Бекки умолкла. За дверью послышались шаги Джима. Он вошел в комнату и сообщил о своем согласии ехать на Суматру.
- Без меня! - возмутилась Бекки.- Просите, чтобы я ехала с вами, или я вышвырну вас за окно!
Она говорила так, что было непонятно, то ли она шутит, то ли говорит серьезно.
- Вы? Меня? - засмеялся Джим.- Такая худосочная! Пари на сто долларов - они мне будут весьма кстати!
Бекки подошла к Джиму и мгновенно ударила его ребром ладони по шее. Этого Джим не ожидал. Он побледнел и повалился грудью на стол.
- В каком пансионе благородных девиц вас учили этим изысканным манерам? - спросил он поднимаясь.
- Там, где вас учили столь джентльменскому обхождению с женщинами.
- Бекки, ты такая же сорви-голова! Ведь тебе уже семнадцать! укоризненно сказал Гильбур.
- Сейчас пройдет,- сказала Бекки, деловито передавая стакан с водой Джиму.- Я запрошу согласия папы и тоже поеду.
- Значит, ты знаешь адрес Аллена?
- Я? Нет. Радиограмму посылаю через человека, встретившего тебя.
- Кто он? Нельзя ли у него выведать адрес?
- Пробовала: безнадежно. Пренеприятная личность! Ставленник Лифкена.
- А где Лифкен?
- Все говорят, что улетел в Африку, но я его видела позавчера, и он, заметив меня, скрылся.
- Бекки, упомяни в радиограмме о моей просьбе ссудить меня деньгами.
- Ты же знаешь, что всеми денежными делами занимается мама, а она просто молится на деньги. Вот что: папа оставил мне целых десять тысяч долларов. Бери все.