Черный смерч

— Да я же свой! — кричал он. — Я своими руками ухлопал десятка два коммунистов! Да ради бога!

— Это один из моих людей, он много болтает, — холодно заметил Луи Дрэйк.

Мужчину усадили в кресло, привязали ремнями руки и ноги, а на голове укрепили шлем.

— Бросьте эти шутки! Юный Боб, чего ты смотришь! — кричал привязанный.

Но Юный Боб не шевельнулся.

Человек в белом халате включил рубильник. Стрелки на контрольных приборах дрогнули и поползли. Человек в кресле рванулся. Он трепетал и дергался, умолял и ругался. Потом он замер, широко раскрыв рот. Из глаз его постепенно исчезало сознательное выражение, в них появилось что-то тупое, животное.

— Объясните русскому, док, — сказал Дрэйк врачу.

— Медицине известны случаи потери памяти, — начал тот, кого назвали доктором. — Человек в результате некоторых видов контузии забывает, кто он, все свое прошлое, друзей, привязанности. Человек нормально ест, нормально спит, неплохо работает.

— Работает! — громко повторил Дрэйк.

— Но умственная деятельность его несколько притуплена. Впрочем, бывают разные степени. В данном случае мы искусственно создаем потерю памяти. И это на всю жизнь. Человек за десять-пятнадцать минут теряет самого себя.

Мужчину отвязали. Дрэйк приказал ему встать. Тот встал. На все вопросы о его имени, месяце, числе, о родных и прошлом он отмалчивался и только хмурил лоб. Он дрожал. Дрэйк распорядился увести его.

— Для родных, — сказал Дрэйк, когда они остались втроем, — этот человек заболел легкой формой «негритянской», или «фермерской», болезни. Есть более тяжелая форма «негритянской болезни». Это распад красных кровяных шариков, вызванный в результате воздействия атомного процесса… А к вам, Крестьянинов, если вы будете упорствовать, мы не будем применять «НБ-4001», мы вас не будем убивать. Для вас — вот этот аппарат «БЧ», что означает условное обозначение процесса: «биэлектрическое число». — Дрэйк решительно встал, швырнул сигарету на пол и подошел к Роману. С его лица исчезло искусственное спокойствие. Да и речь его изменилась. — Брось канителиться! зло сказал он. — И не таких покупали. Чего ломаешься! Только лошади денег не берут!

Роман, не терпевший угроз, так недвусмысленно посмотрел на Дрэйка, что тот отскочил со словами «ну-ну», и в его руке появился пистолет. Роман остался сидеть. Дрэйк разжал пальцы, и пистолет исчез в его рукаве.

— Все-таки, Крестьянинов, вы должны обратить внимание на то, что я с вами очень откровенен, — опять перейдя на прежний тон, сказал Дрэйк.

— Я вас за язык не тянул! — в тон ему отозвался Роман.

— Я показал вам секрет того, что мы называем «БЧ». Никто, кроме своих, не знает этой тайны. Для чужака, если он узнал это, есть только два выхода: или стать нашим единомышленником, или… — Дрэйк сделал многозначительную паузу, — или стать живым трупом, или…

— Или? — спросил Роман, вознегодовавший при одном только упоминании о «единомышленнике».

— Или превратиться в пар! — резко сказал Дрэйк. — Видите, я и этого не скрываю от вас. Желаете посмотреть процесс превращения в пар?

— Не надо. Я видел кинофильмы об Освенцимском лагере и представляю себе.

— То были детские игрушки! — усмехнулся Дрэйк. — Ну что, договоримся? Выбросьте на свалку всякие ваши идеи! Завтра утром мы еще побеседуем. А пока у вас целая ночь для размышлений.

Романа вывели во двор и заперли в небольшой, совершенно пустой комнате. Стены и пол были обиты кожаными подушками. Самоубийца не мог бы разбить о них себе голову.

Для Романа Крестьянинова это была самая значительная ночь в его жизни. Как быть — в этом для юноши не было сомнений. Яркие образы юных советских патриотов все время стояли у него перед глазами. Но он хотел умереть так, чтобы его смерть не была бесполезной, а помогла общему делу разоблачения поджигателей войны. Вот чего он хотел!

Роману принесли вечернюю газету. Крупным шрифтом было напечатано интервью профессора Сапегина, отрекавшегося от него, Романа, как врага народа. Первые минуты после прочтения интервью были ужасны. Но, подумав, он понял, что это фальшивка. Роман страдал, понимая, что доставляет своим друзьям огромное беспокойство. Без конца проклинал он себя за свою несдержанность в разговоре с фоторепортером. Это была преступная неосторожность, которую использовали враги. Кроме того, Роман не выполнил требования профессора Сапегина — позвать на помощь в случае нападения. Его утешало только то, что ему удалась уловка с пустым портфелем и что о биологической бомбе, наверно, знает весь мир. Но больше всего его угнетала мысль, что он может умереть бесполезно, в то время как он знает сущность этого страшного средства уничтожения людей — «БЧ», и не может избавить от него человечество. Всю ночь он провел, не смыкая глаз, строя планы, как предупредить людей о грозящей им беде.

9

Утром в камеру вошел Луи Дрэйк. Он привез с собой какого-то пожилого, обрюзгшего мужчину. Этот мужчина сидел молча и испытующе смотрел на Романа.

Луи Дрэйк протянул руку для пожатия, но Роман не подал своей. Дрэйк не смутился. Он развалился в кресле и тоже молча уставился на Романа.