Черный снег на белом поле

Итак, волнение в киевском зале суда достигло предела. Сейчас объявят приговор. Сидящий на балконе прессы В.Д.Бонч- Бруевич записывает: «Вот засуетились пристава... Вот повалила публика на свои места... Ввели Бейлиса, в последний раз туда, за решетку, на скамью подсудимых. Он бледен, как смерть, взволнован, но владеет собой...

Вошли судьи.

Публика стоит. Тишина необычайная, жуткая, тревожная. Многие крестятся, плачут.

Суд присяжных идет! — раздается властное восклицание. — Прошу встать! ...Старшина присяжных читает вопросный лист, читает долго, ровно, вопросы такие длинные...

И наконец:

НЕТ, НЕ ВИНОВЕН!

...Зала, оцепенелая, вдруг пробудилась, зашевелилась, возликовала. «Двухглавцы», «союзники» огорчены, пришиблены, растеряны.

В публике истинное ликование. Многие крестятся. Вчерашние поклонники и поклонницы обвинителей сейчас со словами «Слава Богу! Оправдали...» передают друг другу счастливую весть, и так радостно смотреть на них, что теперь, хоть в эту последнюю минуту, их совесть озарена сознанием добра и справедливости.

Оправдан, Оправдан! — неслось по Киеву, как благодатное эхо, заглушая повсюду злобные крики тех, кто в крови, ненависти и погромах ищет удовлетворения своим низменным страстям...» — так писал будущий управделами Совнаркома, самого кровавого в мире правительства.

Не виновен... Нет, надо бы сформулировать точнее. Ведь голоса присяжных разделились пополам. Половина считала, что Бейлис виновен. Счет был шесть на шесть. И при гуманнейших законах Российской империи эта «ничья» трактовалась в пользу подсудимого. М.О. Меньшиков справедливо уточнял: «Вместо «невиновен» было бы вернее сказать не уличен, или, еще точнее, недостаточно уличен. Старое, более гибкое, судопроизводство оставило бы подобного подсудимого в подозрении, но нынешнее, перестроенное в интересах преступности, не признает оттенков последней, и если обвиняемый не вполне уличен, его объявляют «невиновным» и даже «оправданным»-...» [35].

Но самое главное было все же в другом. Л.A. Тихомиров писал в «Московских ведомостях», что на суде была признана «доказанность убийства со всеми признаками ритуальности». Это подтвердил выступавший в ходе процесса старец Почаевской лавры архимандрит о.Автоном, еврей по крови, прекрасно осведомленный о сути страшного ритуала хасидов. Это был провал. После первых восторгов это поняли и сами «бейлисиары». Что дальше? Теперь требовалось в очередной раз доказать, что снег — черный. Во всех энциклопедиях мира вы прочтете ложь о том, что в Киеве «кровавый навет» был в очередной раз опровергнут.

Да, суд, оправдавший за недостаточностью улик подозреваемого Бейлиса, по сути определил преступление как ритуальное. Определил, несмотря на противодействие всего мирового иудейства и его яростных пособников, которых М.О. Меньшиков называл «еврейскими янычарами».

Таких интеллигентных защитников формировал либерализм. В России нарождалась новая формация людей. Флоренский писал по этому поводу: «Все кричат о Ющинском. Но, Господи, почему вдвое не кричат о тысячах таких Ющинских, в гимназиях, в школах, в университетах? Ведь из них гг. евреи тысячью уколов извлекают всю душу (...) Разница же их от Ющинского та, что Ющинский освещен красным бенгальским огнем, а других детей режут при будничном свете всероссийской жизни...»

«И тяжело дышится Европе, — вздыхал Флоренский. — Сдавливают ее могучие кольца Израиля. Он уже все облепил — векселем, книжкой, газетой. Давит, кого может, и обольщает, кого еще не может. Он в особенности обольщает детей ваших, в школе, в университете. Наше несчастное бесхарактерное юношество же все облито ядом еврейского гипноза, льстивого, интимного и насмешливого в отношении «иных». (Цит. по: [29]).

Диавольская пародия

В начале XX века желание части общества возвести на месте убиения Андрюши Ющинского часовню не осуществилось. Однако «дело» оставило свой памятник, который уже невозможно разрушить. Оно заставило небольшое число честных, не подверженных массовым истериям и квалифицированных людей собрать и обобщить материал, который определенные силы пытались уничтожать из века в век. Перед потрясением 1917 года, перед новой волной таких ликвидаций эта материализация правды была как нельзя кстати. Вышедшие тиражи уничтожить подчистую уже не удалось. Хотя после революции новая власть поспешила изъять наиболее неприятные для нее материалы дела Бейлиса из архивов Киевского суда, через брошюры и прессу до нас дошло множество поразительных свидетельств.