Черный соболь

Приземистая, с морщинистым серым лицом жена Тосаны Санэ принялась развязывать поклажу на нартах. Ей помогала проворная и ловкая девушка лет семнадцати с лицом гладким и белым, как снег. Черные брови — как узкие полоски мягкого бархата. Раскосые глаза — темные, блестящие, словно залитые водой березовые угольки в кострище. Девушку звали Еване, что означало Ласковая. Ей было восемь лет, когда во время ледохода родители утонули, переправляясь через реку, и она осталась сиротой. Тосана — брат отца Еване

— взял девушку к себе, и с тех пор живет племянница с дядей и теткой.

Невысокий, длиннорукий Тосана взял с нарт шесты для чума и неторопливо принялся устанавливать их нижними концами по кругу. Верхние концы шестов собрал в пучок и перехватил их ременной петлей. Голова Тосаны обнажена, черные жесткие волосы торчали, щетинясь, во все стороны.

Санэ и Еване аккуратно обтянули каркас из шестов сшитыми оленьими шкурами, оставив вверху отверстие для дыма от очага. Жилье готово.

Женщины устлали земляной пол досками и поверх них кинули оленьи шкуры

— спать и сидеть. Посреди чума — место для очага. Еване принесла сушняка, вздула огонь. Вскоре в медном закопченном котле закипела вода.

Пока женщины варили обед, Тосана вышел на улицу, сел на пенек и погрузился в размышления. Тосана значит Осторожный. Он любил подумать наедине с собой, прежде чем решить что-либо.

Тосана был небогат. В стаде у него только двадцать оленей. Пять хоров, восемь важенокnote 5, остальные — прибылые, молодые олешки. А у богатых ненцев в стадах насчитывалось по пятьсот и тысяче.

Зимой Тосана кочевал в междуречье Таза и Енисея, ставил чум возле речек Луцеяха, Большая Хета, Нангусьяха. На каждом новом месте, пока олени паслись, добывая ягель из-под снега копытами, он ставил кулемки и пасти на соболей, ловушки на песцов, стрелял белку из лука, из старого кремневого ружья бил волков и росомах, пока были порох и свинец. В промысле кулемками ему помогала Еване. Девушка быстрее ветра бегала на лыжах, осматривала ловушки, вынимала из них добычу и снова настораживала кулемки. «Добрая у меня помощница!» — радовался Тосана, принимая тушки зверя, которые Еване с улыбкой доставала из заплечного мешка, придя из леса.

Минувшая зима была не очень удачна. Тосана добыл мехов соболя, белки, куницы вдвое меньше, чем в позапрошлую зиму. Олени давали ему мясо, шкуры для одежды. Охотничий промысел — все остальное. На мангазейском торге Тосана рассчитывал выменять на меха муку, крупу, соль, наконечники для стрел и другие необходимые товары. С тканями и продовольствием да металлическими изделиями было легче, огневой же припас — порох и свинец — воеводы запретили продавать туземцам, опасаясь вооруженных набегов на крепость. «Огневое зелье» Тосане приходилось доставать «из-под полы» у знакомых мангазейских жителей и покупать втридорога.

Летом, часто и подолгу живя возле города, Тосана научился говорить по-русски, свел знакомство с посадскими людьми и стрельцами.

Морща лоб, Тосана прикидывал в уме, сколько и чего ему на этот раз удастся выменять. Прежде всего предстояло уплатить воеводским сборщикам ясак: каждую десятую шкурку, и притом лучшую из привезенных, он обязан был сдать в царскую казну. За ясак русские воеводы не платили ни алтына. Тосана, подсчитав в уме количество мехов, покачал головой, вздохнул и подумал еще, что придется в городе подработать чем-нибудь: колкой дров для казенных изб, перевозкой на олешках какого-нибудь груза, — он и раньше, бывало, занимался этим: зима длинна, голодом кому хочется жить?

Своих оленей на лето Тосана оставлял в стаде брата Иванка, который выезжал из тундры редко.

Нелегко было жить Тосане. Бог Нум не послал ему сына, наследника и помощника в охоте. Стареющему ненцу с каждым годом приходилось все труднее, и если бы не Еване, которая была искусной и верной помощницей, пришлось бы совсем туго. Жена Санэ тоже стала сдавать, хотя еще и вела хозяйство — готовила пищу, обрабатывала шкурки, шила одежду и обувь.

«Еване не вечно с нами жить, — с грустью размышлял Тосана. — Найдется молодой парень и уведет Ласковую в свой чум. Ох, горе тогда! Одиноко будет. Руки-ноги ослабнут, глаза погаснут, не догнать будет в тундре оленя, не вернуть в стадо, на лыжах за белкой не поспеть… В снегу не различить белого песца…»

Тосана взял топор, принялся рубить сучья, которые уже успела наносить из леса Еване. «Завтра чуть свет поеду в Мангазею, — решил он. — Первый торг прошел, все хорошие шкурки раскупили. Теперь цена на них снова будет повыше». Он опустил топор, повернулся в сторону невидимого города.

Мангазея… Это русские назвали так свою крепость. На свой лад переиначили имя Малконзеи, старинного самоедского рода, кочевавшего в этих местах.

Из чума выглянула Еване, позвала дядю обедать.

— Савоnote 6. Иду, — отозвался Тосана.

Он собрал дрова и, прихватив топор, вошел в чум.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1