Черный Союз

Войдя в пивной бар (или в так называемую кнайпу), он сразу окунулся в мир пивного запаха и сопутствующих ему атрибутов. Помимо хмельно-солодового запаха пива здесь очень ароматно пахло жареными колбасками и тушёной капустой, но закуски были для него уже роскошью.

Заказав себе пива, суровый прапорщик уселся за один из столиков и замер в томительном ожидании. Клиентов в полупустом зале сегодня почти не было, и Остапа никто не беспокоил. Лишь бармен, неспешно нацедив кружку пенного напитка, принёс её клиенту. Остап тут же жадно примкнул устами к кружке и большими глотками стал хлебать пиво, не обращая внимания, как по его вислым усам стекает на стол пена.

Попутно прапорщику невольно вспомнился старый анекдот.

— За распитием пива Мюллер решил быстро подловить нетрезвого Штирлица и спрашивает:

— Скажите, Штирлиц, а какой Ваш любимый фильм?

«Волга-Волга», — чуть было не ответил Штирлиц. Однако вовремя опомнился и сказал:

— «Фольксваген-Фольксваген»!

Семиухватенко хмыкнул в мокрые усы, невольно сдунув повисшие на них небольшие хлопья пены. Хороший анекдот, но жрать-то хочется. Так, и что тут есть на закусь? Гм, в прейскуранте были и солёный крендельки, и разнообразные сосиски с колбасками, значились даже рулька с рёбрышками…

Прапорщик аж слюну сглотнул! Вот только дорого всё, а тратиться ему сейчас никак нельзя. Недолго думая, он попросил пустую тарелку и высыпал в неё из кармана большую жменю жаренных с солью семечек подсолнуха. Вот це дило!

Ловко их щёлкая, Остап осторожными глотками отхлёбывал вкусное пиво и размышлял: стоит ли брать вторую кружку или всё же остановиться на одной? Эти думы тяготили его. Хотелось вволю напиться настоящим немецким пивом, чтобы было, что на ридне Краине вспоминать. Хотя Украина це Европа, что бы там ни говорили москали. Да и пиво у них хорошее, особенно Оболонь.

Тут он обернулся, опасаясь: вдруг невольно высказал свои мысли вслух? А то ещё на заметку возьмут! Хотя нет, сейчас уже не возьмут. Да и кого опасаться? Никого здесь нет! Помещение бара радовало интимным полумраком, да интерьером, выполненным в виде немецкого охотничьего домика.

В это время дверь в бар распахнулась, и на пороге возникла фигура пожилого немца. Влажный ветер осеннего ненастья буквально хлынул в помещение, разбавив столь уютные запахи немецкой кухни своей свежестью. Семиухватенко передёрнуло: весна, осень и зима в Восточной Германии были какими-то слякотными. Нет, грязи тут на дорогах, конечно же, не наблюдалось. Но ни морозов, ни толком тепла тоже не было. Всё какое-то никакое. Из-за влажного климата у некоторых солдат, да и у офицеров с прапорщиками вскакивали на теле фурункулы, что изрядно мучили несчастливцев.

Правда, Остап ими не страдал. А ещё он оказался изрядным профессионалом в их выдавливании. Когда его просили. А когда не просили, он приходил сам. Как-то раз зашёл Семиухватенко в казарму и заметил умывающегося солдата из Краснодара с двумя налитыми кровью и гноем фурункулами на плечах. Выдавливать их он отказался, предпочитая пользоваться мазью Вишневского и распространяя по всей казарме тошнотворный запах рыбьего жира и карболки.

Семиухватенко аж зажмурился, заново переживая тот момент, когда он тихо подкрался к нему сзади и, схватив его своими грубыми лапищами, изо всех сил сжал ему плечи. От такого давления тонкая воспалённая кожа лопнула, источники гноя вскрылись, и две буро-жёлто-зелёные струи ударили чуть ли не в потолок казармы. Солдат вскрикнул от дикой боли, что буквально током прошила его тело, и потерял сознание.

— Ну, ты это, вставай давай, — потрепал его тогда по щекам прапорщик. — Я, скажи спасибо, чирьи-то твои уже выдавил!

Солдат очнулся, поблагодарил и, шатаясь, пошёл оттирать с плеч остатки гноя и дезинфицировать кожу.

Остап причмокнул от этих приятных воспоминаний и вдохновенно хватанул пива, сделав слишком крупный глоток. Кружка показала дно.

— Товарисч, можно к вам? — неожиданно послышалось рядом.

— А? — поднял глаза Остап.

— Тут пюсто, а я не люблю сидеть один и пить. Это, товарисч, признак алкоголизма.

Семиухватенко перевёл глаза на руки посетителя и увидел в них кружки с большими пенными шапками.

— Ага. Садись, но ты угощаешь!

— Бьез проблем, — сказал на ломаном русском немец и что-то крикнул бармену по-немецки. Видимо, дополнил заказ.

— Дьержите! — протянул он принесённую официантом кружку пива и придвинул тарелку с ломтиками баварской колбасы и пахучим сыром. — Угосчайтесь!

— Угу, — прапорщик быстро допил свою кружку и ухватил новую, машинально отметив лучшее качество этого сорта пива. Видать, этот напиток был и намного дороже того, что пил он. Непроизвольно у Семиухватенко вырвалось: — Хорошо живут немцы!

— Неплёхо, — кивнул бюргер и зачем-то повторил: — Я угосчаю.

— Спасибо! — всё-таки поблагодарил его прапорщик, дабы не прослыть совсем уж невежливым и вновь приник жадными губами к божественному немецкому напитку, обмакнув в густую пену свои усы. Цепкая рука прапорщика суетливо метнулась к тарелке и, ухватив кусок колбасы, потянула его во влажный пивной рот.

«Чав-чав», — выдала колбаса.