Черный Союз

Глядя на гримасу боли на лице Гроссмана, я понимал, что удар по голове не прошёл для него бесследно. Но чем я мог ему помочь? У меня с собой имелись исключительно яды. Об эликсирах я как-то не подумал, прихватив лишь один на всякий случай. Но в данный момент нужды в нём не было.

Я кинул взгляд на дрезину в надежде, что она заведётся. Ну, или её можно будет подтолкнуть, и она довольно легко покатится. Но, увы, машина оказалась довольно тяжёлой. А идти обратно в рабство, как мои предки по крови, и тянуть на себе ещё и Гроссмана я не захотел. Ещё раз наскоро обыскав трупы, пошёл вперёд, а Вернер потащился за мной, подсвечивая себе тусклым фонариком.

Мы шли по туннелю, и в гулкой тишине слышались лишь наши шаги, эхом отражаясь от полукруглых стен и возвращаясь к нам обратно. Зрение у меня уже полностью адаптировалось, и я без труда мог разглядеть в темноте не только рельсы и стены, но и видел далеко вперед. Чего нельзя было сказать о Гроссмане: х оть он и шёл с фонарём, но всё равно постоянно спотыкался, его шатало из сторону в сторону, и вообще: он изрядно замедлял меня. Может, пристрелить его?

— Идите быстрее, Вернер!

— Батареи садятся! Я почти ничего не вижу!

— А на что вам тут смотреть? Здесь нет голых баб, даже не надейтесь!

— Я уже слишком стар для любовных приключений! — несколько театрально прокряхтел он. — Вам говорили, что у вас весьма своеобразный юмор?

— Какой я, такой и юмор. Если я чёрный, то какой у меня должен быть юмор? Конечно же, тоже чёрный.

— Он у вас не чёрный, он у вас провокационный и не смешной.

— А мне как-то совсем не до смеха, товарищ Гроссман! У меня вся рожа в крови, как, кстати, и у вас. Дойдём, перестану шутить. А сейчас мне шутка жить и идти помогает, пусть даже шутка и не смешная. А если вы настолько умелый человек, то пошутите смешно. Так, чтобы я заржал во всё горло и перепугал всех местных духов! Заодно, может, и те испугаются, кого мы с вами ещё не видим, но кто собирается на нас напасть.

— Хм… Вы открываетесь с какой-то другой, неизвестной мне ранее стороны, Борислав.

— Это плохо.

— Почему?

— Потому что тогда мне стоит вас пристрелить, пока вы не узнали обо мне слишком много.

— Вы сейчас снова пошутили или всерьёз это мне сказали?

— Гм, вы же знаете, Вернер: в каждой шутке, есть только доля шутки, а остальное — правда.

Гроссман, судя по тишине сзади, остановился. Я обернулся и увидел, как судорожно он схватился за пистолет, который я ему вручил. Ну-ну…

— Успокойтесь, Вернер. Это был чёрный юмор. Если б я подозревал вас в чём-либо, то пристрелил бы сразу, ещё на той дрезине. А раз вы идёте со мной, значит, претензий к вам пока нет.

— Так… то есть, мне уже можно радоваться?

— Радуйтесь, разрешаю! Кстати, а вы верующий?

— Раньше был атеистом, — проскрипел он в ответ, снова шаркая ногами по бетонному полу, — а сейчас что-то мне стало не по себе.

— А-аа… Ну, тогда кричите: «Аллилуйя!», и на вас снизойдёт благословение или чудесное спасение. Если мы благополучно выйдем из этого подземелья, и вы сможете добраться до своей конторы, то считайте это божьим промыслом. Хотя вряд ли вы забудете это приключение. Это вам не штаны до блеска в кабинетах протирать. Вот она — настоящая полевая работа!

— Гм, а я не всегда штаны в кабинетах протирал, — чуть обиженно раздалось за моей спиной. — И если уж протирал, то совершенно точно не до блеска. Это, скажу я вам, какое-то неуважение к собственной заднице: ходить круглогодично в одних и тех же брюках.

— Быть может, вы правы. Чем же ещё вы занимались? — просто так, чисто из любопытства поинтересовался я.

— Служил своей стране, партии и народу, — отмазался он общими формулировками.

— И на каком же поприще служили? — не унимался я.

— Везде, куда меня посылала партия!

— О, а с чего бы у вас вдруг прорезался советский пафос?!

— Это не пафос, это жизнь. Жизнь, когда ты уверен в завтрашнем дне!

— Не знаю, как у вас, немцев, а в Советском-то Союзе всё было не так однозначно. Я хоть и совсем малой был, но сахарной жизни что-то не припоминаю.

— В смысле «малой»?

Опа-на, кажется, я случайно сболтнул лишнее. Ладно, он всё равно ничего не понял. А если что и понял, то это только когнитивный диссонанс у него вызовет. Кто я на самом деле, так и останется никому не ведомо, кроме меня самого. Так что пусть думает, что захочет. Это его проблемы. В крайнем случае спишу всё на трудности перевода.

— Это я повторил слова одного моего друга, — на ходу выдумал я. — Сам их не понял, всплыли почему-то в моей голове ненароком. А про партию и народ не надо ля-ля! Партия состоит из разных людей, да и народ понятие весьма растяжимое. Все неприглядные дела прикрываются именем народа. Скажете: не так?

— Я не собираюсь философствовать и вступать с вами в дискуссию, Борислав, лучше поспешим вперёд.

Я пожал плечами, и мы ускорили шаг.

Глава 17 Разборки

Спешить, как оказалось, нам было некуда. В конце туннеля мы уткнулись в оставленный пост и закрытую дверь. Хотелось бы выйти, но открыть её не получилось.

— Ну, и как это понимать? — спросил я у Вернера. — Что это за дешёвый балаган?