Чёрный сокол

Олег и двенадцать его дружинников покинули подворье еще до рассвета и вернулись уже в полной темноте. Вымотались они за этот длинный день изрядно и нагуляли, что называется, волчий аппетит. Завтрак был ранним, а перед обедом началась битва. Когда бой в лагере монголов полностью закончился, Олег достал часы, на них было 15:43. Конница еще добивала монгольских лучников, пытавшихся спастись бегством, а пехотинцы уже приступили к сбору трофеев и погрузке павших и раненных на сани и повозки. Зимний день короток и надо было торопиться. В Коломну войско выступило в половине шестого. Как раз к этому времени на небе погасли багровые отблески заката и начало стремительно темнеть. Буквально перед самым выступлением Горчаков со своей командой перекусили салом, хлебом с чесноком и вареными вкрутую яйцами. За день продукты полностью промерзли, даже сало резалось с трудом и хрустело под ножом и на зубах.

Коней разводили по конюшням и расседлывали при свете факелов. Потом надо было затащить в дом добычу и определить Кюлькана в отдельную "камеру".

По дороге в свои покои Олег едва не столкнулся с госпожой главным поваром, спешившей доложить, что ужин уже разогрет.

– Велишь на стол подавать? – Милана вопросительно посмотрела на рыцаря-боярина.

– Да, конечно, – кивнул Горчаков.

Поесть нормально он так и не успел. На ужин была жидкая гречневая каша с кусками куриного мяса, пироги начиненные рыбой с луком и еще большое блюдо жирных жареных лещей. На столе стояли миски с капустой квашенной вместе с яблоками, мисочки с тонко нарезанной редькой. Олег успел съесть только несколько ложек горячей каши. Когда он зачерпнул ложкой капусты, в трапезную вошел Виряс, оставленный Горчаковым дежурить во дворе и доложил, что прибыл посыльный от Всеволода Юрьевича. Олег отправил ложку в рот и, хрустя капустой, как заяц, отправился одеваться.

Разговор шел в том же помещении, что и в первый раз. И в том же составе. На длинном столе горели четыре толстые восковые свечи в низких медных подсвечниках с ручками, делавшими их похожими на широкие чайные чашки. Желтые трепещущие огоньки освещали только стол и лица сидевших за ним мужчин. Все остальное терялось в полумраке. Привыкшему к яркому электрическому освещению Горчакову, такая обстановка казалась неестественной. Типа: "Повреждение на линии. Бригада из Гор-сетей уже выехала. А мы вот сидим при свечах, травим байки и ждем, когда все починят и дадут свет". В общем, не деловая какая-то атмосфера получалась. Не привык Олег решать серьезные вопросы при свечах. При свечах он любил... ох, это уже совсем другая история.

– И что тебе так моя Коломна далась! – Возмущался Роман Ингваревич. – Почто ты ее так упорно сжечь хочешь?

Горчаков ненадолго задумался. Мысль о том, что Коломну надо непременно сжечь пришла ему на уровне интуиции. И вот сейчас он пытался ее логически обосновать. В памяти очень кстати всплыли строчки:

Напрасно ждал Наполеон,

Последним счастьем упоенный,

Москвы коленопреклоненной

С ключами старого Кремля:

Нет, не пошла Москва моя

К нему с повинной головою.

Не праздник, не приемный дар,

Она готовила пожар

Нетерпеливому герою.

"Коломна должна встретить Батыя, как Москва Наполеона, – оформилась четкая мысль. – И это будет не мелкая пакость победителям от побежденных. Это серьезная заявка на будущее. Это означает следующее: Мы не сдадимся! Мы сами будем жечь собственные города, и уничтожать свой хлеб. Мы будем мерзнуть в лесах, и голодать, но и вы остаетесь без припасов! Вам нас не сломить, мы будем драться за свою землю до конца! Если придется, то мы поляжем все, но и вас положим столько, сколько сумеем. Легких побед вам тут не будет! Хотите попробовать такую войну? Тогда идите дальше!".

– Сам город жечь не обязательно, – признал Олег. – Достаточно только вывезти или уничтожить припасы и фураж. Но ты ответь мне, Роман Ингваревич: вот если бы ты сам пошел на рать, дошел до вражьего города и увидел его горящим, что бы ты подумал? – Горчаков оперся локтями о стол, подался вперед и уставился на князя вопросительным взглядом.

Теперь задуматься пришлось Роману.

– Даже и не знаю, – ответил через некоторое время коломенский князь, пожимая плечами.

– Ладно, Роман Ингваревич, – не отставал Олег, – я по-другому спрошу: ежели некоему народу ничего не стоит и свой собственный город сжечь, как бы ты помыслил, легко ли тебе будет сей народ покорить?

– А ведь Олег Иванович дело глаголет, – промолвил густым басом Еремей Глебович, и занятые своими мыслями Роман с Олегом разом вздрогнули от неожиданности.

– Это же, как перед дракой шапку оземь бросить! – пояснил воевода, вопросительно поднявшему брови Всеволоду и негромко пропел:

Утаман снял серу шапку

Да на землю положил,

Вынул ножик вороненый

И сказал – не побежим!

– Поняли теперь, к чему Олег Иванович клонит, – обратился Еремей Глебович к князьям.