Черный список

Вернувшись домой, я застал совершенно идиллическую картинку: Татьяна за столом во дворе работала на своем мини-компьютере, Лиля сидела рядом и молча смотрела на бегущий по экрану курсор и возникающие с невероятной скоростью слова и строки, а Ирочка хлопотала на кухне, возясь с обедом. В голове мелькнули две мысли одновременно, одна – неприятная, другая – смешная. Я подумал о том, что ведь Рита, работая кинокритиком, тоже очень много писала и вообще работала с бумагами, изучала тексты сценариев и разные рецензии, но никогда я не видел, чтобы Лиля стояла у нее за спиной или сидела рядом и смотрела, как мать работает. Ритина нервозность и злобность создавали на расстоянии трех метров вокруг нее такую ауру, находиться в которой больше пяти минут становилось опасным для психики, и ребенок чувствовал это не менее остро, чем я. Смешная же мысль заключалась в том, что мне вдруг захотелось, чтобы это и была моя семья. Обожаемая, умная, но до конца не понимаемая мною дочь. Толстая белокожая Татьяна со сладкими губами и волнующим чувственным голосом, которая пишет книги и с которой можно поговорить о профессиональных делах. И веселая кокетливая Ирочка, непревзойденная кулинарка, расчетливая экономка, заботливая домоправительница.

Я стряхнул с себя наваждение.

– Чем так убийственно пахнет? – спросил я, заглядывая в стоявшую на огне кастрюлю, в которой что-то кипело.

Ирочка улыбнулась и протянула мне ложку какой-то разноцветной смеси.

– Попробуйте, Владик, я что-то никак не пойму, хватает ли соли. Сама уже так напробовалась, что вкуса не чувствую.

Я попробовал. Вкус был восхитительный, хотя, видит бог, я не смог бы назвать ни одного компонента этой смеси.

– Ирочка, как хорошо, что мы живем в одном доме, а то я мог бы умереть, не узнав, что на свете существует такая вкуснятина.

Она глянула на меня как-то уж очень серьезно и сказала, отворачиваясь и начиная что-то быстро резать большим кухонным ножом:

– Если бы мы не жили в одном доме, вы бы никогда не узнали, насколько ваша Лиля нуждается во внимании и общении со взрослыми. Простите, Владик, это не мое дело, но, по-моему, у вас очень странная жена. Вы же видите, девочке явно не хватает материнского тепла.

Ай да Ирочка! Видно, я ее недооценил, она оказалась куда более проницательной, чем я мог предполагать. Но углубляться в обсуждение вопроса о Рите я не хотел, поэтому стал с преувеличенным вниманием рассматривать приготовленные к обеду миски и тарелки с едой.

– Ира, а это из чего сделано? – спросил я, показывая на нечто глянцево-белоснежное с разноцветными вкраплениями.

– Это творог, взбитый со сметаной и сливками.

– А вот это, цветное?

– Это кусочки персиков, ананасов, клубника, черная смородина.

Я еще некоторое время поотирался на кухне, соблюдая вежливость, и вышел во двор.

– Танечка, как ваши шестьсот строк?

– Уже триста пятьдесят намолотила, – ответила она, не прекращая набирать текст. – После обеда еще два часа поработаю – и можно идти купаться. А как прошел ваш поход по делам? Удачно?

– Увы. Не буду вас отвлекать, потом расскажу.

Она сняла руки с клавиатуры и сладко потянулась.

– Все, перерыв. Все равно надо аккумулятор подзаряжать, его только на три часа хватает. Лиля, будь добра, воткни его в розетку в нашей комнате.

Лиля взяла зарядное устройство и пошла к лестнице, ведущей в комнату Иры и Татьяны. Как только она отошла на безопасное расстояние, Таня тихо спросила:

– Что у вас? Что-то плохое?

– Сережа нашел человека, к которому ходила Доренко в день перед убийством. А этот человек вчера умер. Очень похоже, что он дал ей какую-то видеокассету, которую она и принесла в пакете с желтыми ручками. Но пакет пропал, и кассета вместе с ним.

– Кто этот человек?

– Отставной военный, работавший в разведке. Семьдесят три года, вдовец, увлекается любительскими видеосъемками.

– И вы думаете, что кассета имеет какое-то отношение к двум убийствам?