– Вот и Штамм говорил, что внутри Земли возникают новые тяжелые частицы – протоны и нейтроны, кажется, – и наращивают массу Земли. Но откуда берутся новые частицы?
– В том-то и вся сложность вопроса, – сказал Кравцов. – Я сейчас уж не очень помню, а тогда мы бешено спорили об этой гипотезе; у нас одно время преподавал ученик ее автора – Кириллова… Откуда берутся новые частицы?.. Помню разговор о взаимном переходе поля и вещества, качественно разных форм материи, этот переход и создает впечатление… как бы рождения вещества. В общем, тут совместное действие гравитационного, электромагнитного и каких-то других, пока неизвестных полей… Что говорить, только единая теория поля открыла бы нам глаза.
– Уж не хотите ли вы сказать, мистер Кравцов, – раздался насмешливый голос шотландца, – что наш дорогой Столб состоит из протонного или нейтронного вещества?
– Нет, мистер Макферсон. Я просто припоминаю гипотезу, которую исповедует наш дорогой Штамм.
– А вы что исповедуете?
– Гречневую кашу, Уилл, вы же знаете. – Кравцов взял со стола и повертел в руках пластилиновый самолетик. – Я смотрю, в вашем творчестве появилась новая тематика.
– Дайте-ка сюда. – Макферсон отобрал у него фигурку и смял ее в комок.
– Все-таки хорошо, Уилл, что вы стали буровым инженером, а не скульптором, – заметил Кравцов.
– Вы всегда знаете, что хорошо, а что плохо. Всезнающий молодой человек.
– Вот не думал, что вы обидитесь, – удивился Кравцов.
– Чепуха, – сказал шотландец. – Я не обижаюсь, парень. Мне только не нравится, когда вы лезете в драку с американцами.
– Вовсе я не лез, Уилл. Не такой уж я драчливый.
Помолчали немного. Мигало пламя в керосиновой лампе, по каюте ходили тени.
– Я много спать теперь хочу, – сказал вдруг Али-Овсад. – Раньше мало спал. Теперь много хочу. Наверно, потому, что магнитное поле неправильное.
– Теперь все можно валить на магнитное поле, – улыбнулся Кравцов. – Или на гравитационное.
– Гравитация, – продолжал Али-Овсад. – Все говорят – гравитация. Я это слово раньше не знал, теперь – сплю и вижу: гравитация. Что такое?
– Я же объяснял, Али-Овсад…
– Ай, балам, плохо объяснял. Ты мне прямо скажи: тяжесть или сила? Я землю много бурил, я знаю: земля большую силу внутри имеет.
– Кто же спорит? – сказал Кравцов.
– Недаром в русских сказках ее почтительно называют «мать – сыра земля», – заметил Оловянников. – Помните, Саша, былину о Микуле Селяниновиче?
– Былина? Расскажите, пожалуйста, – попросил Уилл.
«До чего любит сказки, – подумал Кравцов. – Хлебом его не корми…»
– Ну что ж, – со вкусом начал Оловянников. – Жил-был пахарь, звали его Микула Селянинович. Пахал он однажды возле дороги, а сумочку свою с харчами положил на землю. Пашет, на солнышко поглядывает – успеть бы. Тут едет мимо на могучем коне Вольга-богатырь. Едет и скучает: дескать, некуда мне свою силу богатырскую приложить, все-де для меня легко и слабо. Услыхал Микула Селянинович, как богатырь похваляется, и говорит ему: попробуй, подыми мою сумочку. Ну, экая важность – сумочка. Нагибается Вольга, не слезая с коня, берет одной рукой за сумочку – не получается. Пришлось спешиться и взяться двумя руками. Все равно не может поднять. Осерчал Вольга-богатырь, да как рванет сумочку – и не поднял ее, а сам по колени в землю ушел. А Микула Селянинович толкует ему: мол, тяга в сумочке от сырой земли.
– Хорошая сказка, – одобрил шотландец.
– С острым социальным смыслом, – заметил Кравцов.
– Микула олицетворяет мирный труд, а Вольга – богатырь.
– Может быть, и так. А может быть, просто ваши умные предки почувствовали непреоборимость земного тяготения. Вон где берут начало фантастические предположения нашего времени… Микула – как вы говорите?
– Микула Селянинович, – сказал Оловянников.
– Да. Его сумочка – и уэллсовский кейворит. А, джентльмены?
– Теперь я скажу, – заявил Али-Овсад, тронув пальцем черное пятнышко усов в углублении над губой. – Совсем давно был такой Рустем-бахадур.[13]
Он когда ходил, его ноги глубоко в землю проваливались.– Такой тяжелый был? – спросил Оловянников.
– Зачем тяжелый? Я разве сказал – тяжелый? Просто чересчур сильный был. Такой сильный, что хочет тихо наступить, а нога полметра в землю идет. Тогда пошел Рустем к один шайтан, говорит: возьми половину моей силы, спрячь, а когда я старый буду, приду – возьму…
Кравцов встал, заходил по каюте, тени на стенах заколыхались, запрыгали.
– Как бы сделать, – проговорил он, остановившись перед койкой Уилла, – как бы сделать, чтобы сила Столба заставила его самого войти в землю?.. Только его собственная сила справится с ним.
– Хочешь перевернуть Черный столб? – засмеялся Али-Овсад. – Ай, молодец!
29
Кравцов томился у входа в салон. Там шло очередное совещание ученых. Гул голосов за дверью то усиливался, то стихал. По матовому стеклу двери равномерно проплывала тень: кто-то из ученых расхаживал по салону взад и вперед.