Черный треугольник. Станция назначения - Харьков

О Т В Е Т. Нет.

В О П Р О С. Почему вам об этом не сообщили?

О Т В Е Т. Не знаю.

В О П Р О С. А как предполагаете?

О Т В Е Т. Видимо, считали, что я буду возражать, и не хотели излишних осложнений.

В О П Р О С. Ваше отношение к указанному акту?

О Т В Е Т. Отрицательное. С политической точки зрения – это авантюризм, недостойный идейных анархистов.

В О П Р О С. А с моральной?

О Т В Е Т. Подлость.

В О П Р О С. Эти ценности спрятаны в доме Лобановой-Ростовской, где, как вам известно, размещается анархистский партизанский отряд. Окажете ли вы нам помощь в изъятии их оттуда?

О Т В Е Т. Я должна подумать.

В О П Р О С. На это требуется время… Видите во дворе две машины? Я сейчас выезжаю… Итак, да или нет?

О Т В Е Т. Да.

Глава десятая и последняя

Бессонная ночь на Сухове не сказалась. Оживленный, подтянутый и немного торжественный, он протянул мне черную трубку настольного телефонного аппарата.

– Рычалов?

– Нет профессор Карташов. Архимандрит Димитрий интересуется новостями. Я сказал, что кое-какие новости есть…

На диване, укрывшись с головой шубой, спал, мерно похрапывая. Артюхин. Роза делала вид, что читает газету. Волжанин поставил перед ней стакан чая и блюдце с сахаром. Я даже не знал, что у нас имеются стаканы и блюдца. Сам он пил чай из жестяной кружки. Роза всегда пользовалась успехом у матросов. И как оратор, и как женщина…

– Доброе утро, господин Карташов.

– Я по поручению его высокопреподобия…

– Знаю. Можете передать Александру Викентьевичу, что уже найдены и находятся у меня почти все ценности ризницы и часть имущества «Алмазного фонда».

– «Алмазный фонд»? Что такое «Алмазный фонд»?

– Архимандрит знает.

– А что именно не разыскано из экспонатов ризницы?

– Не обнаружены александрит «Цесаревич» и изумруд «Андрей Первозванный». Кроме того, золотые крышки евангелия переплавлены в слитки.

– А все остальное у вас?

– Да.

– Архимандрит будет счастлив. Жаль, что он не успеет навестить вас. Ведь он сегодня уезжает…

– Сегодня?!

– Да. Сначала в Петроград, а оттуда на Валаам…

Николаевский вокзал… Я вспомнил Каланчевку, какой мы ее увидели тогда с Волжаниным.

Грохот железных шин, ржание лошадей, крики носильщиков, сирены прокатных автомобилей и вопли торговок.

«Кому мочала? Бараночные мочала!»

Извиваясь под ударами ветра, стоял на четвереньках на гигантском полотнище оседланный рабочим буржуй – «Крепче сиди в седле, пролетарий!». И среди платков, капоров, солдатских папах, бекеш, шинелей – архимандрит Димитрий со своим никому здесь не нужным богом…

– Я передаю трубку его высокопреподобию, – сказал Карташов.

– Хочу вас поздравить, Леонид.

– Спасибо. Счастливого пути, Александр Викентьевич.

Он замялся, но все-таки спросил:

– Вы о Мессмере ничего не знаете?

– Нет, Александр Викентьевич, – солгал я. – Наши пути никак не сойдутся…

– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул он.

Я положил трубку на высокую никелированную вилку.

– Я арестована? – спросила Роза Штерн, прикрываясь от меня газетой.

– Нет, конечно. Мы очень тебе благодарны за помощь.

– Значит, я могу уйти?

– Пожалуйста. Только, по-моему, торопиться не следует. В Доме анархии тебя могут неправильно понять.

– Федерация состоит не только из Ритуса и Грызлова, – запальчиво сказала она.

– Разумеется. Там еще есть и Отец…

Больше всего мне не хотелось вступать сейчас в политическую дискуссию. Но как ни странно, Роза промолчала.

– Пей лучше чай, – посоветовал я.

– Благодарю.

Я вернулся в кабинет начальника уголовно-розыскной милиции, где за столом, на котором были разложены драгоценности, колдовал со своей лупой привезенный Бориным Кербель. На скрип двери он поднял голову и заулыбался. У него было лицо человека, наконец воочию увидевшего чудо, которое многократно и тщетно сулил побитый камнями пророк.

Я взял с газеты, в которой было опубликовано сообщение о ратификации Брестского договора, какое-то ожерелье.

– Колье «Двенадцать месяцев», собственность графини Гендриковой, – прошелестел Кербель, с опаской глядя, как я перебираю оправленные в золото камешки.

Насколько я помнил, опал в колье означал надежду на многолетнее благоденствие дома Романовых. Да, в провидицы эта очаровательная дама не годилась. Заказывая колье, она, конечно, не предполагала, что через несколько лет грянет революция и рассыплется в прах основательно подгнивший за триста лет дом Романовых.

Ювелир складывал камни. Он составлял их опись.