Черный трибунал

— Странно. Я ждала, что вы спросите гораздо раньше. Обычно военные более решительные.

— Почему вы решили, что я военный?

Она смерила его смеющимся взглядом.

— Не отрицайте. У вас выправка и глаза строгие. Командирские.

— Что еще вы можете угадать? — спросил он иронично.

— Что еще? Вы офицер. Скорее старший лейтенант. Лейтенанты не такие серьезные, а капитаны обычно постарше...

— Все же как вас зовут? — спросил он, скрывая растерянность.

Лифт остановился, двери открылись.

— Приехали, — сказала она и первой вышла на лестничную клетку. Подошла к двери с номером «25» на эмалированной табличке, достала ключи, открыла. — Входите!

— Да, но я... — смешался Андрей от такой неожиданности.

— Знаю, вы не ко мне. — Она засмеялась звонко, открыто. — Папа! К тебе пришли! Встречай!

Из глубины квартиры вышел хозяин, одетый по-домашнему просто. Вгляделся в Андрея и спросил недоверчиво:

— Вы Бураков? Андрей? Очень приятно. Где вы встретились с Наташей?

Михаил Васильевич походил на брата и в то же время был не полной, а увеличенной копией — пошире в плечах, повыше ростом, с более крупной головой и высоким лбом. Не меняя хмурого выражения, Михаил Васильевич еще раз оглядел Андрея, пожал протянутую руку и предложил:

— Давайте пройдем в беседку. Там нам будет удобнее. Они вышли на балкон, затянутый тенистым шатром дикого винограда. Здесь стояли столик и два кресла, плетенные из лозы, скорее всего плоды хозяйского рукоделия.

— Садитесь, — предложил хозяин. Они устроились друг против друга.

— Значит, вы Бураков? А вот на отца не похожи.

— Говорят, я в материнского деда.

— Простите, нет ли у вас документа?

Андрей пожал плечами, не совсем понимая, что так беспокоит хозяина, и вынул удостоверение.

Михаил Васильевич осмотрел фотографию, прочитал записи, удовлетворенно кивнул.

— Вы извините, но дело такое...

— Все нормально, — сказал Андрей. — Мне дядя Ваня сказал, будто вы знаете подробности...

Михаил Васильевич нервно встал, подошел к двери, притворил ее. Вернулся на место. Сказал, понизив голос:

— Какие там подробности? Так, кое-что. Если даже не меньше...

— Мне интересно все.

— Для чего, извините? — спросил Михаил Васильевич озабоченно. — Если для сообщения милиции, то я давать показаний не стану. От всего открещусь. Мне своя голова дорога...

— Вы чего-то боитесь?

— Боюсь, — ответил хозяин и снова встал. — Разве случай с вашим отцом не доказательство? А он как-никак полковник был. Теперь сравните: а кто я? Старший сержант зааса. Вот. — Михаил Васильевич большим пальцем отмерил на мизинце полногтевого сустава и показал Андрею. — Блоха. Прижмут и раздавят.

— Хорошо, — сказал Андрей.

Хозяин поерзал, устраиваясь поудобнее в кресле. Положил руку на столик, придвинулся поближе к гостю. Спросил:

— Вы с Мудраком знакомы?

— Нет. Майор начал служить с отцом, когда я уже был в Забайкалье.

— Значит, ничего не потеряли. А я этого мудака вожу. Каждый день. Иван — вашего отца, я — майора. Сперва мы ездили на «уазике», потом ту машину списали. Должность моя сохранилась. Стал возить майора на его собственной.

— Он что, сам не водит?

— Водить самому — одно, — вразумляюще пояснил Костров. — Иметь собственного водителя — другое.

Он замолчал. Андрей понимал, что подгонять собеседника при таком разговоре не стоит.

— Дней за десять до случая с полковником, — после паузы продолжал Костров, — я вез майора на Южнопортовскую товарную станцию. По дороге остановились у Казачьего бульвара. Мудрак приказал: «Подождем немного. У меня деловая встреча. Когда к нам подойдут, выйди минут на десять. Посиди в скверике. Я потом позову».

Костров говорил тяжело, обдумывая каждое слово, и буквально выдавливал фразу, будто через силу.

— Потом подъехала машина. Из нее вылез кавказец. Пока он садился к Мудраку, я ушел в сквер. Минут двадцать гулял, пока меня не позвал майор. Мы поехали. Потом я привез майора домой обедать. Он взял сумку. Сказал мне: «Подожди» — и ушел. Я ведь деньги получаю большей частью за то, что жду. В машине удобно. Включил магнитофон. Неожиданно вместо музыки пошел разговор. Сперва хотел выключить, потом подумал, что будет трепаться хмырь из кулинарного техникума, и оставил. Оказалось, совсем не он. Я даже испугался.

— Что же это было?

— Запись разговора майора с кавказцем.

— О чем же они говорили, если вас испугало?

— Кавказец спросил: «Кто тэбэ мэшает, майор? » Он говорил с сильным акцентом, и его трудно спутать. Мудрак засмеялся: « Будто не знаешь — кто! Недобитые партократы». Я к этому слову уже привык и отнесся без удивления. Оно ровным счетом ничего не означает. И Горбачев партократ, и Ельцин. Наверное, и кавказец их так же воспринял. Он сказал: «Ты нэ круты, майор. Меня нэ интэрэсует политика. Ты говоры, кого убрать для дэла. Я убэру. И нэ бойса замарат руки. Когда получишь денги, купишь всякого мыла — отмоэшьса. Называй фамилию». Тогда Мудрак покряхтел и сказал: «Главный стопор — Бураков». Кавказец обрадовался: «Тужился, тужился, наконэц родыл. Ну, ладно, Буракова можешь в расчэт не брать. Мои рэбята его пасут и завтра, самое большее послезавтра — сдэлают».