Черный троллейбус

Именно ее пение услышал Ленгвард Захарович у куста сирени. Впрочем, сам момент перерождения Мудрова в сценарии никак не описывается. Произведение завершается на том моменте, когда Цой берет Тюленева за руку и говорит речь, вглядываясь в его маленькие какашечные глазенки.

Цитата: «Этой ночью нам предстоит битва, от которой зависит все. Ночь эта станет для нас либо Тулоном, либо Ватерлоо. Но, скорее всего, Тулоном. Сначала мы захватим Мудров. Потом близлежащий город, что с железнодорожным вокзалом. Организуем передвижение слизи в запломбированных вагонах... Захватим всю страну! Россия вновь возродится и засияет. Только это будет совсем другая Россия. И сияние у нее будет зеленоватое!»

Г Л А В А XII

Вы, может быть, должны судьбу благословлять

За то, что маску не хочу я снять.

Быть может, я стара, дурна... какую мину

Вы сделали бы мне.

М.Ю. Лермонтов «Маскарад»

1. Простое решение

Масякин напряженно жалел себя, забившись в угол лаборатории и уставившись на собственные ботинки. Никто больше не обращал на него внимания, не ругал, не отчитывал. Ему дали время, чтобы подумал над своим поведением.

Рафаэль Яковлевич горячо спорил с Ленгвардом Захаровичем, как им спасти Валю, спавшего так крепко и спокойно, что Жека несколько раз бегал проверять пульс. И каждый раз он поднимал тревогу, потому что не чувствовал сердцебиения наставника.

Жека крайне херово умел определять пульс и не мог научиться делать это нормально, сколько бы его ни учили. То шею потрогает, то запястье, но все как-то не в том месте и не так. Ситуация несколько поправилась, когда он догадался подносить к ноздрям наставника зеркальце.

— Это все из-за того, что мы в холодной войне проиграли, — заключил Ленгвард Захарович. Их долгая громкая беседа с Рафаэлем Яковлевичем рано или поздно должна была соскочить на всегдашнюю тему.

— А почему мы проиграли? Все потому, что Советский Союз изначально был несостоятелен и провален в экономической сфере... Причем не только в ней! Куда ни глянь — везде одна гниль творилась. Что в Корее, что на Кубе. Социализм — он как больное гангреной дитя. Сколько за ним ни бегай, а все равно помрет.

— Гниль, может, и была, — признал кукурузный гегемон.

— Но сейчас все гниет в разы насыщенней. Вон демоны, казалось бы, твари бездуховные, и те не могут выжить при капитализме. Народу сколько перемерло... Сталин столько не передушил, сколько Ельцин замучил. Про науку вообще молчу.

— Вот и правильно, — кивнул водочник. — Вот лучше и помолчите, вместо того, чтобы всякие глупости говорить. Сколько вокруг, в Мудрове, талантливых ученых было понапихано. И наука наша здесь вовсю развивалась, пока демоны, — прошу обратить внимание, советские, — не вырвались.

— Демоны при капитализме всегда вырываются, — отметил Ленгвард Захарович. — Это потому, что наука вынуждена заниматься изобретением оружия массового поражения, вместо того, чтобы решать проблему мирового голода.

— Куда уж нам до советских свершений! Мы и не метим рылом своим в калашный ряд. Забудем про голодомор, забудем про голод в Полтавщине, ведь хотя бы одного человека совковая наука точно от голода избавила!

— И что? — широко развел руками кукурузный. — Я, со своими малютками, действительно никогда не помру с голоду. И смогу прокормить нескольких человек. Если бы нас здесь замуровали — мы бы не погибли. Жили бы себе припеваючи, дожидались спокойно и благополучно, пока нас спасут. И тогда бы вы сказали спасибо советской науке, своей кормилице.

— Я бы лучше с голоду умер, чем кукусиськами питаться.

— Это ты сейчас такой гордый. А как нас замуруют, тогда и посмотрим.

— Советский Союз из тебя монстра сделал, а ты ему дифирамбы поешь! Что за рабская философия у вас, у совков, не пойму.

— Я тебе харю разобью! — кинулся обиженный спорщик.

Ребята еле успели разнять их, а то без крови бы не обошлось. Если Масякину Ленгвард Захарович годился в деды, то Рафаэлю Яковлевичу в отцы, но по физической силе и храбрости превосходил и того и другого.

— Что-то мы с вами, уважаемый, ушли от главной нашей темы, — присмирел Рафаэль Яковлевич, которому не хотелось получить леща. — Очень эмоциональная у нас получилась дискуссия. Увлеклись мы оба.

— Струсил, каналья! — продолжал свое Ленгвард Захарович. — Как оскорблять, так он в первых рядах, а как отвечать за свои слова, так в кусты сразу же. Вот она, полюбуйтесь, новая поросль ученых мужей! Позорники! Интеллигенты!

— Так вы будете Валю спасать, или как? — встрял между враждующими сторонами Вовка.

— Мы почти ничего не придумали, — невесело признался Рафаэль Яковлевич. — Разве только водкой его напоить. Ведь Константину вашему она помогла... А нановодка куда эффективней обычной. Других идей у нас нет. Так что, если не поможет, — не знаем, что будем делать. Правда ведь, Ленгвард Захарович?

Тот кивнул. Теперь он выглядел виноватым, и драться ему расхотелось.

2. Первая пошла