Черный ворон

– Ты, Максимилиан, особенно-то не зарывайся.

Он махнул рукой и самодовольно хохотнул.

– Да ну, чего там. Это ж лохи, караси, кость совсем не рюхают. Тыщи на три обую, чует мое сердце.

В Хельсинки, где "Пушкин" стоял последнюю ночь круиза, чтобы утром взять курс на Ленинград, Гоша с Архимедом "обули" Максимилиана на двадцать шесть тысяч. Момент был загодя выбран Таней: она посчитала, что раньше этого делать не стоит – слабак Максимилиан мог в расстроенных чувствах сигануть за борт или рвануть на берегу в ближайший участок и попросить политического убежища. А так он до самого Ленинграда находился под неусыпным контролем Архимеда, который поддерживал его смертельно раненную душу в нужном тонусе, перемежая водочку с убедительными рассказами о том, что такое "счетчик" и как среди солидных людей принято поступать со злостными должниками. В последний час дошедший до полной кондиции Максимилиан был передан под опеку Тани, которая всячески утешала его и дала слово, что поможет ему расплатиться с долгом в течение тех четырех дней, которые дали Максимилиану победители.

– Дай Бог, если сумею тысяч двадцать пять набрать. Это же такие сумасшедшие деньги. Ума не приложу, как отдавать буду... У меня на книжке всего три четыреста, остальное придется в темпе одалживать у друзей, родственников. Под покупку дачи.

– Какой дачи?

– Твоей, разумеется.

– Но... но она стоит сорок тысяч как минимум...

Таня печально улыбнулась.

– Максик, милый, ну хоть режь, больше не наберу так быстро. Есть у меня, правда, один очень состоятельный знакомый, но он в отъезде, увижусь я с ним через месяц самое раннее.

Максимилиан обхватил голову руками и застонал.

– Через месяц уже пятьдесят набежит! Эти гниды мне счетчик включили – по куску в день! Таня вздохнула.

– Ох, Максик, предупреждала я тебя – не послушался... Эй, а может кто из твоих подороже купит?

– Какое там? У кого такие бабки есть, так те сейчас на курортах пузо греют! Мертвый сезон.

"Так я тебе и позволила по друзьям твоим бегать! Посидишь пока на дачке, Гоша за коньячком тебе бегать будет, а Арик пылинки сдувать. Хотел гульнуть – вот и гульнешь напоследок", – подумала Таня, а вслух сказала:

– Вот видишь. Соглашайся на мой вариант. Лучше не найдешь.

На самом-то деле ей нужно было не двадцать пять тысяч, а двенадцать – по шесть на брата. Во столько оценили свои услуги Архимед и Гоша, потомственный московский катала, пока малоизвестный в Троцком кругу, ибо еще только начал набирать стартовый капитал – вещь архиважную для всякого солидного игрока. Одних шеровских "отпускных" на это хватало с избытком.

От лишних подробностей этой истории она Никиту избавила, рассказав только, что познакомилась в круизе с одним богатым наследничком-пропойцей, который по дружбе предлагает выгодно купить дачу в престижном подмосковном поселке. Брат слушал ее, не перебивая, склонив набок голову и попыхивая трубочкой, а когда она замолчала, спросил:

– При чем же здесь я?

– Официально оформить покупку на себя может только москвич. У тебя же прописка есть?

– Есть. Тестюшка будущий заблаговременно подсуетился, чтобы мне, значит, без затруднений на дунайский островок отбыть. После свадьбы будет у нас с Пловцом собственная малогабаритка в Бибирево.

– А не мелко ли плаваете?

– Чем богаты... И то спасибо, что двухкомнатная – на каждого по индивидуальной камере, хоть глаза друг другу мозолить не будем.

– Совет да любовь! – Таня усмехнулась.

– Ладно, хорош дыбиться. Ты лучше скажи, сестрица разлюбезная, я-то что с твоей покупки буду иметь?

– Мое доброе расположение. Мало?

– Маловато будет. Еще?

– А еще прощу тебе четыре сотни, что Ваньке на кольца зимой занимал.

– И только-то? Да что для такой лихой герлы-урлы четыре сотни?! Мелочевка. Подмосковная-то чай подороже станет. Бывал я в тех палестинах, каждый домик там тянет не меньше полста тысяч.

– Сколько тянет – не твоего ума дело. Говори, что тебе надобно? Деньжат подкинуть, что ли?

– Да будет тебе. Советские дипломаты не продаются. Американку дашь?

– Какую еще американку?

– Три желания. Исполнишь?

– Смотря какие желания...

– Нет уж, без условий. Любые. Не бойся, ничего особенно лютого не выдумаю, родную сестренку не обижу.

– Как бы я сама тебя не обидела ненароком... Ладно, я согласная. Только мотри, Микита, Бог он таё...

– Это ты чего? – вылупив глаза, спросил он.

– Так, классику вспомнила. У Толстого так один шибко положительный дед Аким сына своего наставлял, тоже Никиту. Только плохо кончил тот Никита, не послушал мудрого старичка...

Никита плавно выпустил в потолок колечко сладкого дыма.

– Ну, не знаю, до сей поры кончал нормально. Народ не жаловался...

Таня прыснула в кулак, Никита разлил вермут по стаканам...