Черный ворон

Старшина смерил Рафаловича долгим, оценивающим взором и только потом сказал, что Елена Дмитриевна вышла с большим чемоданом минут пятнадцать назад. Куда? Неизвестно. Нет, передать ничего не просила.

Где же, где искать ее? Ведь надо, позарез надо с ней встретиться! Или позарез не надо?

Они встретились. Уже под вечер, когда Леня, который решительно не мог сейчас идти домой, к матери и уже не мог оставаться один, решил наведаться в родную "чурбаковую" общагу. Сам он выбыл оттуда дней десять назад, но оставалось еще много братвы, дожидающейся прибытия денежного довольствия с мест службы, да и коек свободных летом навалом. В картишки перекинуться, может, выпить немного или просто потрендеть – что угодно, лишь бы снять это идиотское состояние. А завтра, на свежую голову, разобраться, дозвониться...

Она шла навстречу ему по перрону и умудрялась сохранять гордую походку, даже согнувшись вбок под тяжестью чемодана.

– Елка! – Он кинулся к ней (в конечном счете, радостно!).

Она смерила его странным взглядом и попыталась пройти мимо, но он вцепился в чемодан, и она остановилась.

– Откуда ты?

– Из твоей казармы.

– Погоди, какой еще казармы?

– Ну, общежития. Меня туда не пустили. Я посидела у фонтана с другими девочками. И имела с ними очень интересную беседу. Я узнала, как нежно ты любил меня за этот год, сколько раз и с кем, конкретно...

– Елка, постой...

– А потом вышли твои сокурсники, разобрали девиц, а мне сказали, что ты там больше не живешь. Хотя твоя мамаша заверила меня по телефону, будто ты отправился в свое училище. Интересно, кто врал – ты ей или она мне? Хотя не все ли равно?

– Елка...

– Пусти меня. Я сама донесу.

– Я... Я люблю тебя.

Она резко отпустила ручку, так что Леня не удержал чемодан, и тот встал между ними.

– Ах, любишь?.. Что ж, докажи. Я ушла из дома, я не могла там больше оставаться... Вот она я – вся здесь, со всем приданым. Забирай меня, рыцарь!

– То есть подожди, ты совсем, ушла из дома?

– Что это ты так взволновался?

"Она – она отреклась от комендантского семени, – неожиданно подумал Рафалович. – Она чиста теперь. Надо немедленно сообщить маме".

– Стой здесь! – крикнул он Елке. – Стой здесь и никуда не уходи! Я сейчас! Елка скривилась.

– Куда ты, если не секрет?

– Маме, надо срочно позвонить маме!

Он побежал по платформе к вокзалу, не заметив, как побелело ее лицо.

В автомате трещало, он почти не слышал слов матери, да и не вслушивался в них. Да и мать едва ли могла понять его; он говорил сбивчиво, все громче и громче, переходя на крик:

– Мама, она теперь моя-моя, только моя. Она ушла из дому, ушла от своих, от того, чего ты боялась! Она чиста! Мы едем! Едем к нам.

Он бросил трубку и побежал обратно на перрон. Елки не было. Он осмотрелся с глупым видом и вновь кинулся под навес вокзала...

Он нашел ее на площади. Она стояла в очереди на такси с гордо поднятой головой.

– Лена! – крикнул он, схватив ее за руку и разворачивая к себе. – Едем к нам!

Она, прищурившись, посмотрела на него.

– Мамочка одобрила, да?

– Да... Постой, ты о чем?

– Ну как же? Она объяснила тебе, что твоя шикса просто немножко взбесилась, но остается-таки дочкой "того самого Чернова", – Елка заговорила картаво, с утрированными местечковыми интонациями: – И она все равно вже помирится со своим папашем и своим мамашем, и Рафаловичи-таки будут иметь себе с такого брака полный цимес...

– Что ты несешь?

Он больно сжал ее руки повыше локтей. Она резко вырвалась.

– Где вы – там всегда ложь, грязь, предательство...

Она подхватила чемодан, рванулась в самую головку очереди и, оттолкнув какого-то парня, собиравшегося сесть в подъехавшее такси, нырнула туда сама.

– Э-э-э! – предостерегающе заворчал парень. – Ты что, упала?

Она обожгла его таким взглядом, что тот смутился и выпустил из рук дверцу машины.

– Психичка какая-то, – сказал он всей очереди, оправдываясь.

Рафалович смотрел ей вслед, не шелохнувшись. Его серые губы беззвучно шевелились.

Отужинав, Лидия Тарасовна пошла принимать любимую хвойную ванну, а Дмитрий Дормидонтович вернулся в кабинет и прилег на диванчик со свежим номером "Коммуниста" и красным карандашиком. Там публиковалась большая статья самого Пономарева, и было бы весьма политично подобрать из нее две-три цитатки для послезавтрашнего партхозактива.

Он перелистнул несколько страниц и протянул руку к столу, где всегда в пределах досягаемости лежали наготове пачка сигарет, спички и пепельница.

Пачка оказалась пустой. Дмитрий Дормидонтович встал, обошел вокруг стола, открыл ящик. Тоже пусто. Он шепотом выругался. Надо же, забыл дома блок, специально заготовленный для выходных, и вспомнил только сейчас. Что ж, до завтра придется, значит, обходиться Лидкиным "Беломором". Сверху доносился шум текущей воды. Это надолго. Значит, поищем сами.

Он вышел в прихожую и засунул руку в карман ее белой куртки. Ключи, спички, еще что-то круглое, вроде пуговицы, но побольше. Что-то знакомое. Мембрана телефонная. На кой ей черт?