Черный ворон

Он пошатался по городу, по магазинам. Возле Мальцевского рынка присмотрел себе подходящий костюм – не новый, правда, зато качественный, из синего габардина, и по размеру впору. В других местах он разжился шляпой, добротными черными штиблетами, бритвенным прибором и двумя флаконами одеколона. Прочих аксессуаров он покупать не стал, поскольку утром порылся немного в Валькином безразмерном шкафу и откопал в одном из ящиков вполне приличное мужское исподнее, две пары вигоневых носков-"карасиков", белую рубашку с самую малость широковатым воротом и даже подтяжки с галстуком, модным, синим в белый горошек. Все было чистое. Скорее всего, от прежнего Валькиного сожителя осталось – ну да не один ли черт? Всяко экономия. Уже на обратном пути он, посомневавшись немного, завернул в гастроном и купил банку бычков в томате и две бутылки водки.

Вернулся он в пустую комнату, разложил обновки на лежанке, сел, выпил водочки, закусил хлебцем, покурил, потом решил глянуть, как он будет смотреться в костюмчике. Получилось неплохо. И как раз когда он любовался на себя в зеркало открытой створки шкафа, вошла Валька.

– Ой! – взвизгнула она, увидев со спины незнакомого шикарного мужчину у себя в доме. Алексей с улыбкой повернулся.

– Что голосишь, дура? – беззлобно спросил он. Валька взвизгнула еще раз, выронила из рук кошелку, подбежала к Алексею и обняла его, уткнувшись лицом в грудь. Он отстранил ее.

– Костюмчик попортишь, смотри.

– Ой, Алешенька, да какой вы в нем интересный! А я пришла, огорчилась очень, вас не заставши, думала, вы совсем от меня ушли, а потом дай, думаю, в магазинчик схожу, авось он и объявится. Возвращаюсь, а тута уже кто-то есть. Перепугалась я...

– Ладно, потом расскажешь. Давай-ка перекусим чего-нибудь. Яишню вон сготовь, чтоб по-быстрому.

Валька кинулась на кухню.

Перекусывали они долго, основательно. Валька разрумянилась от водочки и от присутствия Алексея, мела языком, как помелом. Алексей не обрывал ее, но и не вслушивался.

В кошелке у нее, помимо хлеба, макарон и колбасы, оказалась еще бутылочка кагора, так что Алексей в скором времени опять напился до бесчувствия и замертво рухнул в койку.

Утром ему снова было плохо. Он растолкал Вальку и послал ее за вином – сегодня ему еще никуда идти было не надо. Они не спеша опохмелились, он пришел в благодушное настроение и подарил Вальке двести рублей на хозяйство. Она разрыдалась от счастья и тут же еще раз сгоняла в магазин.

В среду Алексей с утреца сходил в баню, подстригся там, побрился и во всей красе отправился в Дом железнодорожника. Эдуард Борисович встретил его как родного. Помимо прочего, Алексей показал, что может работать не только на рояле, и Эдичка с ходу определил его на бас-геликон вместо ушедшего в отпуск оркестранта – для разного рода выездных мероприятий типа похорон, на которые пианино с собой не потащишь.

Жизнь входила в свою колею. С работы Алексей возвращался когда как, но большей частью поздно и, как правило, навеселе – если мероприятие проходило с возлияниями, то и музыкантов тоже не забывали. Если Валька встречала его одна, он, по настроению, либо садился ужинать, а потом тащил ее в койку, либо наоборот. Иногда он заставал ее в компании каких-то серых, смирных мужичков, и в этом случае выпивон продолжался. Но к полуночи она выставляла гостей, укладывала Алексея спать, если он выказывал такое желание, и, прибрав со стола, забиралась к нему под бочок.

Просыпался он, если не был с сильного перепоя, поздно. Иногда Валька была дома, и тогда она тут же кормила его плотным завтраком. В другие дни ее уже не было, тогда завтрак стоял на столе под салфеточкой. Когда же, мучимый похмельем, он продирал глаза затемно, то тут же расталкивал ее: она безотказно пользовала его из своих заначек, как правило, подлечиваясь и сама, после чего он обычно снова засыпал.

Он так и не понял, работает где-нибудь Валька или нет. Как-то вечерком за бутылочкой он спросил ее об этом. Она тут же охотно и путано принялась что-то рассказывать, но он ничего не запомнил. Да и не сказать, чтобы его это особенно интересовало, как и вообще ее биография и личные чувства. Его безучастность ни капельки не смущала ее, и она, если не прикрикнуть, чесала языком безостановочно.

Кое-что из рассказов невольно отложилось в его памяти. Эта комнатка досталась ей после того, как расселили их барак, оказавшийся в полосе отчуждения новой железнодорожной ветки. Раньше здесь жила какая-то бабка, которая давным-давно уехала в другой город к родственникам да там и померла. Из вещей Валька принесла сюда только швейную машинку, свои наряды и всякую мелочевку. Все прочее, от шкафа до чугунного чайника, осталось здесь после бабки, точнее, после того, как ее родственники вывезли или распродали все, имеющее хоть какую-то ценность. Если бы квартира не числилась по нежилому фонду, Вальке бы не видать этой комнаты, как своих ушей – отошла бы жилплощадь кому-нибудь из городских очередников. А так, можно считать, повезло ей чрезвычайно.