Черный ворон (Черный ворон - 1)

Он опустил взгляд в тарелку и начал добирать остатки салата. Уже медленно, утолив первый голод. Ада поднялась.

- Алеша, я пластинку поставлю. Вы не возражаете? Пусть играет тихонечко.

- Если хотите, можно и громко.

- Нет, хочу тихо. - Она поставила пластинку, и полились чуть слышные звуки. - А мы будем разговаривать... Да вы курите, не стесняйтесь. Вот вам пепельница. Я тоже закурю. Только не вашу "Звездочку". Сейчас, у Севы в кабинете...

Она чуть-чуть прибавила звук и вышла. По дороге взглянула на себя в зеркало. Неплохо. Но темп не терять.

- О-о, "Кэмел", - протянул Алексей, когда Ада вернулась в гостиную с пачкой сигарет. - Я в Харбине гимназистом с них начинал. Был у нас в классе такой Парулава. Отец у него владел крупным магазином. Так Ираклий всех мальчишек угощал, и постепенно все сделались курящими.

- Хотите? - улыбнулась Ада, взяла себе одну сигарету и протянула ему пачку, в последний момент чуть отвернув запястье. Руки их встретились. Алексей дернулся. И тут Ада дунула ему в лицо.

- Душно? - участливо спросила она.

- Да. То есть нет, конечно... Давайте еще по бокалу-.

- За детей.

- За детей... То есть в каком смысле? За всех детей?

- И за всех тоже. Сегодняшних и будущих. Чтобы жизнь на земле не прекращалась. За плодородие?

- За плодородие.

- Брудершафт?

- Брудершафт.

И не успел Алексей опомниться, как Ада просунула руку ему под руку, осушила бокал и приложилась губами к его губам, при этом непрерывно глядя ему в глаза. Алексей стоял, не в силах отвести взгляда, убрать губы, опустить бокал. Этот поцелуй она исполнила в четверть силы, не пережимая страсть - просто запечатала ему губы.

- Вот теперь мы как брат и сестра, - сказала Ада, отпуская его. - Пора бы и за горячее. Подожди.

И она повернулась к нему спиной и пошла, чуть-чуть, в самую меру покачивая бедрами и кожей ощущая на себе его горящий взгляд.

Готов.

Она устремилась не на кухню, а в спальню, сбросила с себя платье, стянула чулки, отстегнула пояс, скинула белье, быстрым взглядом окинула себя в зеркале. Поперек кровати лежал черный полупрозрачный пеньюар. Она быстро накинула его, еще раз посмотрела на себя в зеркало - и поспешила в гостиную.

Алексей стоял у стола и тупо смотрел на дотлевающую в пепельнице сигарету. Она стремительно подошла к нему и крепко взяла его за обе руки.

- Г-горячее? - хрипло спросил он.

- Горячее, сладкий мой, - сказала она и, обвив полными руками его шею, притянула к себе его лицо и, прижавшись к нему всем телом, впилась в губы...

...Они даже не успели отойти от стола. В первый раз он взял ее тут же, рядом, на ковре - грубо, по-звериному. Он рычал, кусал ее грудь, живот, а она лежала, раскинувшись, и отвечала на его рычание низким грудным стоном, в котором мешались боль и блаженство...

Потом был расслабленный покой, когда оба они, обессиленные, лежали на ковре рядышком, словно курортники на пляже, не в силах и не желая пошевельнуться... ели жаркое прямо из латки, разрывая мясо на куски, подкармливая друг друга прямо с рук, слизывая соус с желанных пальцев. Потом они мазали друг друга остатками соуса и поливали шампанским, потом, визжа, вместе отмывались под душем, где соединились во второй раз... Потом снова был блаженный покой, кофе с яблочным пирогом, вальс под звуки пластинки, который они танцевали чинно, словно на каком-нибудь официальном приеме - разве что оба были совершенно голые. Потом под серебристый смех Ады он поднял ее и унес в спальню, где на ее супружеском ложе все повторилось в третий раз... потом в четвертый... в пятый... в шестой. Они сбились со счета и уснули в объятиях друг друга.

VII

...Ложе зависло в черной пустоте, озаряемой лишь кровавыми сполохами откуда-то снизу. Он задыхался и вращал глазами, не в силах шевельнуться. Ничто видимое не придавливало и не сковывало его конечности. Их обездвижила сама чернота, бескрайняя и вязкая.

- А! - простонал он. - А-а!

На черном фоне проступили тени, еще более кромешные. Они медленно падали откуда-то сверху, замирая прямо над ложем. Вот передняя, отразив нижний свет, оказалась громадным червяком с головой свиньи и лицом академика Захаржевского.

- Что, племянничек? - зловеще и плаксиво зашипел червяк. - Сладко ли спится? Ты без спросу взял у меня кое-что, теперь мой черед... Беру прыткие ручонки твои. Тоже хочу на фортепьянах, на сиськах, на белендрясах...

- Глаза мои! - оттеснив червяка, прогудела вторая тень. Под краем черного капюшона он разглядел голубое лицо покойного Лехи Розанова с красными дырами на месте глаз.

- Молчать! - рявкнула третья тень, закутанная в чернейшую тьму. - Мы здесь главные! Всем хватит, если после нас останется!

Тень откинула тьму, как сбрасывают плащ, и в гнилостно-зеленом мерцании над лежащим нависла фигура лагерного опера майора Баландина с большими узловатыми рогами.

- Желаем голову! - прогундосил рогатый опер. - Оченно нам интересно, как эта голова устроена. А вам, радость моя, чего хочется?

Из-за пазухи у опера вылетела маленькая крылатая чертовка.