Черный ворон

— Почетный труд, — сказал Тюкавкин. — У нас всякий труд почетен. Я лично больше уважаю труд умственный, как то: работник культуры, образования или, допустим, финансово-учетного фронта…

Алексея качало на волнах этого липучего голоса, то унося в беспамятство, то возвращая сюда, на шаткий стул у пьяного стола. Качало, качало, убаюкивало…

Резко накренило и грохнуло… Алексей дернулся и протрезвел мгновенно.

На него, обходя стол, кошачьим шагом надвигался товарищ Тюкавкин, держа в руке сточенную финку, которую Валька использовала для резки хлеба.

— Ш-шпион! — шипел Тюкавкин. — Политбандит, с-саботажник!

Осторожно, не отрывая глаз от безумного лица бухгалтера, Алексей поднялся и отпятился из узкого пространства между столом и боком шкафа на центр комнаты. Зрачки Тюкавкина сузились в точки, губы сосредоточенно двигались, острие финки в его руке смотрело Алексею прямо в горло…

…Эту несложную последовательность движений Алексей усвоил еще в гимназические времена. Его научил странный человек Василий Фалькенгауз, бывший полицейский агент, работавший одно время в мастерской отца. Всерьез воспользоваться этим приемом пришлось лишь однажды, когда дальстроевские «социально близкие», они же «воры», проиграли его в карты. Проигравшего, явившегося за его жизнью, утром нашли в мусорном баке за пищеблоком. Больше на Алексея в карты не играли…

Он плавным движением опустил руку в карман, нащупал там что-то, кажется, коробок спичек, медленно вытащил — и швырнул прямо в лицо Тюкавкину.

Безумный взгляд бухгалтера переметнулся на летящий предмет, рука инстинктивно взлетела, прикрывая лицо.

Этого было достаточно. Продолжив телом движение руки, Алексей одним прыжком приблизился к Тюкавкину и носком маховой ноги, обутой в модный остроносый ботинок, ударил его по голени. Тюкавкин охнул и согнулся. Колено Алексея поймало его опускающееся лицо на противоходе, а выкинутая вперед ладонью рука оттолкнула задравшийся подбородок противника назад. Тюкавкин упал. Ноги Алексея оторвались от пола и опустились на грудь бухгалтера. Оглушительно треснули ребра, из распяленного рта хлынул красный фонтанчик. Тюкавкин пару раз стукнул пятками по полу и затих.

Алексей уже стоял на полу и дико озирался.

Со скамейки на него пристально смотрел Джон Терентьевич. Поймав на себе взгляд Алексея, громила вскочил и рванулся к двери, по пути сбив Алексея с ног.

— Стой, гад! — крикнул Алексей, поднимаясь.

В двери повернулся ключ. По коридору затопали тяжелые сапожищи.

— Убили! — надсадно орал Джон Терентьевич. — У Вальки человека убили!

В комнату доносился дверной скрип, торопливое шуршание, старухин визг.

Алексей кинулся к двери, стал дергать за ручку. Бесполезно. Заперто снаружи, а открывается внутрь, так что вышибить можно только из коридора.

— Точно убили? — Голос приближался вместе с шагами, интонация деловая и даже как будто приятно возбужденная.

— Падла буду! Только что! Сам-то еле ушел! Все в кровище, нож валяется…

— Спокойнее, гражданин! Убийца там?

— Ага. Я дверь-то на ключик того… Не вырвется.

— Это правильно. Ты слушай, как тебя…

— Дулев, товарищ…

— Лейтенант. Ты, товарищ Дулев, опорный пункт знаешь? Дом двадцать девять, во дворе?

— Ха, как не знать!

— Ты давай дуй туда по-быстрому, пусть все, кто есть, бегут сюда на подмогу и наряд из отделения вызовут. Скажешь, в сорок второй убийство, следователь Миронов в одиночку преступника держит, чтобы там поторапливались.

— Есть!

Удаляясь, забухали сапожищи. Хлопнула входная дверь. Стало тихо.

Алексей на цыпочках отошел от двери и наклонился над Тюкавкиным. Крови, смешанной с блевотиной, натекло изрядно, лицо и ногти синели неправдоподобно быстро.

— Вот так, значит. — Алексей выпрямился, поглядел в угол. Валька, белая как бумага, сидела, закутавшись в одеяло, и вытаращенными глазами смотрела в одну точку.

— Эй! — шепнул Алексей. Она не шелохнулась. Алексей прокрался к дверям и встал впритык к ним, прижавшись к стене спиной. За дверями дышали — несколько часто, но ровно.

— Не притомился, начальник? — спросил Алексей. — Может, договоримся?

— Не о чем мне с тобой договариваться, — сказали из-за двери.

— Это как посмотреть. Ты открываешь дверь, я ухожу…

— Ну и?

— Ну и цел будешь. Не трону.

— Не тронет он! Как бы я тебя не тронул. У меня оружие.

— Так и я не пустой. Может, шмальнуть тебе через дверь для острастки?

— Давай-давай, усугубляй.

— Чего усугублять-то? Дальше некуда.

— Это не скажи. Мокруха бытовая, по пьянке. Будешь себя вести, лет шесть отпаришься и гуляй.

— Я на зону не пойду.

— А куда ты на хрен денешься?

«Однако и вправду — куда?» — подумал Алексей. Взгляд его упал на Вальку, застывшую на своей лежанке.

— Слышь, начальник, тут еще хозяйка осталась. Открывай давай, а то я ее, как свинью, зарежу.

— Валяй, режь. Тогда точно вышку схлопочешь.

— Я ведь не шучу.

— А пусть-ка она сама голосок подаст. Алексей подошел к Вальке — под ногами что-то хрустнуло, — с силой дернул за волосы. Она, как куль, перевалилась через, край кровати и шлепнулась на пол. Алексей поднял ее голову. Удивительные глаза по-прежнему смотрели в одну точку, не мигая.