Черный замок Ольшанский

– Тоже мне Холмсы… Пинкертоны… Картеры… Станкевичи… Мегрэ…

В ту вонючую и промозглую мартовскую пятницу – это было, кажется, двадцать девятого марта – мы также ни до чего не додумались.

– Пророк Наум и тот бы не додумался, – плюнул наконец Пташинский.

– Ну-ну. Неужели мы вдвоем глупее его одного?

Я пошел проводить Марьяна. От собственной беспомощности на душе было тошно.

– Как щенки слепые, – сказал Марьян.

Впереди по лестнице спускался интересный молодой человек, сосед Лыгановского. И в этот раз у него в руках было ведро с мусором. Где он его берет?

– Вот такой мусор и у нас в головах. Выбросишь – и останется пустая глиняная макитра.

– А может, и в самом деле надо все выбросить и начать сначала, – сказал я. – Может, дело и не в тексте? Может, что-то выскоблено? Может, суть не в содержании, а в ведре? В самом существовании вещи?

– Надо будет посмотреть. Завтра же.

Мы остановились у табачного киоска. Я купил пачку «БТ», а Марьян виновато улыбнулся и попросил пачку «Шипки».

– Бросил бы ты это, Марьян, – сказал я. – Ей-богу, брось.

– Проклятая слабость. Да я одну-две в день буду.

– И я на вашем месте бросил бы, – сказал поучительно «бригадир Жерар». – Вот друг ваш – он ведь здоровенный, вроде першерона или брабансона, – уж вы извините, товарищ Космич, – но я и ему советовал бы бросить. Капля никотина убивает лошадь.

– Я не лошадь, – сказал Пташинский.

– Вижу. А вы посмотрите на свои ногти. У них голубоватый оттенок.

И вдруг разошелся… Достал из кармана металлическую тавлинку[25].

– Хотите, я вам вместо этой дряни нюхательную табаку буду доставать? Сам протираю.

Он зарядил в каждую ноздрю по здоровенной порции зеленоватой пыли. В следующую секунду пушка ударила, и Пахольчик довольно закрутил носом.

– Аж в очью посветлело. Учтите, свою же коммерцию подрываю. Но здоровье человека всего дороже, как говорил средневековый римлянин Гиппократ. А если вам скажут, что сушит слизистую оболочку, что будет сухой катар, – это чепуха господа бога – пусть простит он меня и смилуется… Так что?

– Нет уж, – вздохнул Марьян.

– Смотрите, – сказал Пахольчик, подавая ему «Шипку». – Если надумаете – приходите. Достану. И не «Пчелку», холера ее возьми, а настоящий табачок.

На углу мы простились.

– Если не поеду в Вильно на пару дней, то завтра зайду, – сказал он.

– Заходи.

– Жаль, что эту книгу нельзя распотрошить. Может, в обложке что-нибудь заклеено?

– Нет. Обложка тех же времен.

– Черт побери! В голове ни одной мысли, что бы все это могло значить.

Перейдя улицу, он обернулся и поднял руку:

– Прощай!

Я прикурил, а когда глянул ему вслед, его уже не было видно в снежном заряде, что внезапно обрушился на город.

Глава V Человек исчез

Минуло еще четыре дня. Пришел апрель. Сугробы снега, отброшенные зимой машинами под деревья, стали совсем маленькими, грязными и ноздреватыми. И еще дважды падал снег, но каждый раз чередовался с дождем, съедавшим его на глазах. Все чаще прозрачно, по-весеннему, синело небо.

В затишье, с солнечной стороны, во дворах было совсем сухо. И все же весна шла, как бы оглядываясь, часто уступая дорогу холоду и ненастью.

В эти дни я несколько раз звонил Марьяну, но ответа не было. В конце концов я не вытерпел и поехал к нему домой.

Даже собаки не ответили лаем на мой звонок. Квартира молчала, словно вымерла, и ничего удивительного в том не было. Куда-либо уезжая, Марьян всегда отводил псов к каким-то соседям, хотя мог бы и ко мне. Но он не хотел мешать моей работе.

Наша общая подозрительность последних дней привела к тому, что я даже осмотрел замок. Мне показалось, что возле него оцарапана краска. Но так бывает, когда человек впотьмах пытается попасть ключом в скважину.

Ядовитая пожилая вахтерша, которую мы – да простит нас господь – иногда называли «Цербером», иногда «Цензором Феоктистовым»[26] – на мои вопросы ответила, как всегда, довольно резко:

– Я ему, душа моя, не мать. Не видала. Уехал куда-то. По утрам убираю, подъезд мою, первую площадку, чтоб в свинушнике не сидеть. Потом здесь весь день. Вечером Саня приходит. И он не видел. Собаки? Наверное, отвел, как обычно… Ну, и что же, что не видели. Вон там черный ход во двор. Поэтому даже я могу не заметить, как приходят или уходят люди. Но он им редко пользуется. Двор не очень удобный.

Двор действительно был неудобен. Все эти сарайчики, закаморки, безжизненные с виду голубятни, гаражи. И его гараж. Запертый на замок. Неизвестно даже, пустой он или в нем машина. А за сарайчиками тот самый пустырь и деревья возле парникового хозяйства. О, господи!

Я потащился домой, не зная, что и думать. Какой дьявол мог задержать его в Вильно? Нашел что-то в архиве? Так мог бы и звякнуть.

В дурном настроении я вошел в свой двор и увидел Хосе-Марию Лыгановского, который копался на клумбе под нашими окнами. Живая изгородь вокруг цветника в одном месте поредела, и лекарь высаживал здесь какие-то кустики. Медное лицо от воздуха и труда покрылось глубинным румянцем. Шляпа лежала на скамейке, и всему двору была видна волнистая грива серебряных волос.