Черный жемчуг

Постепенно они двигались на юг, проезжая город за городом, и названия их, которые раньше были ничего не значащими для Аннунсиаты словами, стали реальностью – Ноттингем, Лестер, Нортгемптон, Эйлсбери. Дороги становились все оживленнее, постоялые дворы – шумнее, и вот наконец, когда кавалькада остановилась в деревушке под названием Гемпстед, вдалеке перед ними раскинулся Лондон, великолепный и сияющий, с лесом церковных шпилей, бесчисленными струйками дыма из труб и Темзой, похожей на огромную серебристую змею, ползущую к морю. Аннунсиата почувствовала, как ее охватывает восторг. Она никогда не видела столько церквей, даже в Йорке, и от мысли о том, сколько же народу должно быть в Лондоне, если понадобилось такое количество церквей, у нее перехватило дыхание. Немного позднее кавалькада въехала в город через Сен-Жиль-Филдс и Флит-стрит, и девушке вновь стало трудно дышать, ибо хотя воздух Йорка не отличался приятным ароматом, в нем никогда не чувствовалось такой сильной вони, как в Лондоне.

Однако Аннунсиата быстро привыкла к ней, с восхищением глядя на шумные, переполненные улицы. Ее слуги забеспокоились, пытаясь оградить свою хозяйку от столкновений с повозками, экипажами, всадниками, скотом, пешеходами, лоточниками, трубочистами, уличными торговцами, нищими, солдатами и бродягами, и обвести ее вокруг самых больших куч мусора и навоза. Служанки откровенно вскрикивали, слишком перепуганные, чтобы сдерживаться, и жались поближе к хозяйке, чтобы не затеряться в толпе. Аннунсиате пришлось сосредоточить внимание на Голдени, которая, несмотря на утомительное путешествие, нервничала и прижимала уши от множества незнакомых запахов и шумов, однако девушка все же успела заметить, что все попадающиеся ей на улицах лошади не шли ни в какое сравнение с Голдени, а женщины в каретах и портшезах, одетые в безумно дорогие и прекрасные одежды, не были столь красивы, как Аннунсиата, и поглядывали на нее с любопытством и легким неудовольствием.

Тем не менее девушка порадовалась, когда кавалькада, поплутав по улицам, наконец-то достигла дверей дома Ричарда на Милк-стрит, ибо она уже чувствовала утомление от множества новых впечатлений и хотела побыть одна, принять горячую ванну, чтобы утихла боль в мышцах, и посидеть в тишине, чтобы успокоить нервы. Один из слуг помог ей выбраться из седла, пока Перри стучал в дверь. На пороге показалась опрятная служанка, которую тут же оттеснила в сторону миниатюрная, элегантно одетая приветливая дама.

– Дорогая, пойдем, пойдем скорее, должно быть, ты устала. Я – твоя кузина Люси. Я так рада тебя видеть, с таким нетерпением я ждала твоего приезда! Пойдем в гостиную. Ричард еще не вернулся из Уайтхолла, где он сегодня ужинает, так что мы поужинаем вдвоем, вместе с детьми.

Аннунсиата поднялась по лестнице, чувствуя мгновенное расположение к кузине. Ей понравилась прическа Люси, и хотя ее одежда была довольно простой, Аннунсиата оценила элегантный покрой и отличную ткань. Аннунсиата обладала качеством всех Морлэндов – ценить в одежде не различные ухищрения, а общий вид. Гостиная оказалась небольшой, но аккуратной и уютной; здесь ждали двое мальчиков, дети Люси, которые уважительно приветствовали гостью, глядя на нее круглыми от восхищения глазами. Люси усадила девушку в самое удобное кресло, подставила скамеечку ей под ноги, а потом подала серебряный кубок, который горничная внесла на подносе.

– Это молоко, – улыбаясь, пояснила Люси, – Я думаю, оно подкрепит тебя после утомительной поездки. Скоро подадут ужин, а потом ты сможешь принять ванну.

Аннунсиата пила молоко, наслаждаясь его вкусом и ощущением уюта и улыбаясь Люси.

– Вы так добры, – ответила она. – Кажется, вы точно знаете, что мне хочется, Чтобы я смогла почувствовать себя как дома.

– Я очень рада, дорогая, – просияла Люси и, придвинувшись поближе, добавила: – Честно говоря, мне не хватает женщины-компаньонки. Когда я была ребенком, я дружила со своей младшей сестрой. После того как она умерла, мне буквально не с кем перемолвиться словом. Не могу высказать, как я надеялась, что ты окажешься... ну, словом, такой, какой я хотела тебя видеть.

Она подождала, пока Аннунсиата допьет молоко, и отдала горничной пустой кубок.

– Ужин подадут прямо сейчас, – заметила она. – Не желаешь ли пройти в туалет?

Аннунсиата кивнула, и Люси провела ее по коридору к другой лестнице, наверху которой располагалась небольшая комната со стоящим в ней резным креслом. В его сидении было вырезано отверстие. Аннунсиата никогда прежде не видывала стульчака и, будучи любопытной по натуре, решилась спросить, как он устроен. Удивленная Люси открыла дверцу под креслом, где оказалось ведро.

– Слуги опорожняют его дважды в день в уборной во дворе, а ее, в свою очередь, убирают золотари, приезжающие по ночам. Не знаю, что они делают со всем этим... Мне известно только, что их повозки приезжают из пригорода по ночам и уезжают туда же.

Аннунсиата кивнула, а Люси спросила в свою очередь:

– А как было у вас дома? Прости мое любопытство.