Черный жемчуг

– И я всегда ценил вас, – проговорил он, не подозревая скрытого смысла в словах Руфи, – всегда. Разве я смог бы прожить с вами всю жизнь и не узнать всех ваших способностей? Я ваш вечный должник, Руфь, и никогда не забуду этого, – притянув к себе, он поцеловал ее в щеку, и на мгновение Руфь оказалась так близко от него, что мокрая от дождя щека холодила ей кожу, усы щекотали ее, а дыхание приподнимало волосы. Старые, давно забытые чувства всколыхнулись в ней, и Руфь помедлила еще немного, наслаждаясь близостью сильного мужского тела. Она и понятия не имела о роскоши чужой заботы, не знала, как приятно чувствовать объятия сильных рук и слышать уверенные слова: «Я позабочусь о тебе, понесу твою ношу»... «Кит!» – вскрикнуло ее сердце, но это продолжалось всего одну секунду, прежде чем Руфь холодно поправила себя: «Кит-младший», выпрямилась и высвободилась из его рук.

– Лучше пойди переоденься и отдай мокрую одежду Перри, чтобы он высушил ее, – произнесла Руфь, тут же подумав, что нашла хороший предлог выслать Кита из комнаты: сейчас ей хотелось побыть одной.

Глава 13

На обеде с лордом Баллинкри в субботу было решено, что Аннунсиата должна предстать перед королем в воскресенье, и Хьюго потребовал, чтобы ему доверили честь самому совершить эту церемонию. Аннунсиата вспыхнула при таком изысканном комплименте, но поспешила отказаться, несмотря на согласие Ричарда. Видя это, Люси слегка подтолкнула локтем Ричарда.

– Это будет очень любезно с вашей стороны, – сказал Ричард, понимая, что Аннунсиата только выиграет, если ее представит виконт, который, кроме всего прочего, является близким другом его величества.

– Тогда сделаем это завтра, – с жаром подхватил Хьюго, – если не возражаете, то возле церкви. Король любит прогуляться в парке после службы, чтобы освежиться и согнать дремоту, к тому же проповедь всегда настраивает его на особенно благодушный лад.

Аннунсиату потрясла мысль о том, что король может дремать в церкви, и она решила, что Хьюго пошутил.

– И как же все произойдет? – расспрашивал Ричард.

– О, это будет самое простое дело! Я пойду впереди его величества. Если вы встанете так, чтобы видеть нас, то, как только заметите меня, идите вперед, и я представлю вас, а потом вы сможете прогуляться вместе с королем столько, сколько вам будет угодно.

Люси отправила свою личную горничную, Пэл, одеть Аннунсиату для важного события, а немного попозже и сама поднялась в комнату девушки, чтобы проследить, как ее будут причесывать. Люси обнаружила, что Аннунсиата побледнела и примолкла от беспокойства, и сочувственно пожала ей руки, пока Пэл орудовала щипцами для завивки.

– Твое беспокойство естественно и вполне понятно, – успокоила она, – но здесь совершенно нечего бояться. Король ценит красоту, он будет восхищен тобой. Вот увидишь, он улыбнется и скажет тебе что-нибудь приятное.

– Я не найду, что ответить ему, – чуть не плакала Аннунсиата.

– Тебе не нужно ничего говорить. Король скажет: «Добро пожаловать ко двору» или что-нибудь вроде этого, а тебе останется только произнести: «Благодарю вас, ваше величество», и он уйдет – этим все и закончится. Ну, дай взглянуть на тебя – встань и повернись.

Аннунсиата послушно поднялась и повернулась на месте, а Люси улыбнулась.

– Ты выглядишь бесподобно. Этот цвет тебе к лицу.

Манто Аннунсиаты было сшито из темно-синего бархата, нижнее платье из голубого шелка оттенком светлее, с легкой бирюзовой тенью; высокий воротник и рукава отделаны тончайшим кружевом. Пэл завила волосы девушки, оставив их гладкими на голове и собрав в узел на затылке так, что волосы падали темным водопадом с головы на плечи.

– Надо ли подкрасить ее, мадам? – спросила Пэл.

Люси покачала головой.

– Нет, нет – она прекрасна и так. Румяна только испортят ее красоту. Потри себе щеки, дорогая, ты слишком бледна. Прежде чем мы представим тебя, несколько раз покусай губы, чтобы они стали ярче. А где твоя косынка и перчатки? Думаю, муфта тебе сегодня не понадобится – слишком тепло. Ты готова? Тогда пойдем вниз.

Ричард промолчал, когда увидел свою юную кузину, он только улыбнулся, одобрительно оглядев ее. Аннунсиата бережно приподняла юбки и поднялась в карету, чтобы сесть на переднюю скамью, и всю дорогу от города до Уайтхолла молчала. Что бы ни говорила Люси, она не могла избавиться от страха, ибо король для нее все-таки оставался королем, помазанником Божиим, Его наместником на земле, а она – она была ничтожнейшей из смертных, женщиной, и к тому же в глубине души она была уверена, но даже самой себе с трудом решалась признаться в том, что она незаконнорожденная. Конечно, Аннунсиату радовала и наполняла гордостью возможность быть представленной королю, но она знала, что не сможет успокоиться, пока все не будет окончено.