«Господи, взгляни на себя, Даффи, — подумал он внезапно. — Ты и есть бессердечная скотина. Пиф была здесь вполне счастлива, пока не появился ты с безумными обещаниями, которые не мог сдержать. Вот она и стала пить».
Он нерешительно протянул руку и дотронулся до ее плеча.
— Я поговорю с ним, — мягко ответил он и вышел из комнаты.
Анна была на кухне и оторвалась от своих дел, когда одновременно из кладовой вышел Даффи, а с улицы зашел Мазертан.
— Анна, где… — начали оба в один голос.
— Прошу вас, сударь, — сказал Мазертан.
— Благодарю. Анна, где Вернер?
— Там, где и был, — в своем винном подвальчике, пока несколько минут назад шум и вопли не заставили его выйти. — Когда ирландец повернулся в указанном направлении, она добавила: — Не советую тебе вламываться — там с ним этот поэт Кречмер, они вроде как сочиняют поэму и не потерпят вторжения посторонних.
— Придется один раз вытерпеть, — сказал Даффи, удаляясь.
За его спиной Мазертан спросил:
— Куда пошла госпожа Хальштад? Во дворе ее нет.
— Она в кладовой, — устало ответила Анна.
Даффи задержался и взглянул через плечо на Мазертана, который остановился у двери в кладовую и обернулся посмотреть на него. Оба секунду или две глядели друг на друга, затем каждый возобновил свой путь. Ирландец никогда прежде не был в винном подвальчике Вернера, но знал, что тот скрывался под главной лестницей, на ступень или две ниже пола, и через мгновение стоял перед низкой дверью с рукой, занесенной, чтобы постучать. Не успев, впрочем, это сделать, он пришел к выводу, что для вежливости нет особых причин, и, просто взявшись за задвижку, распахнул дверь. Открывшаяся его глазам комната футов двенадцати длиной и шести шириной была от пола до невысокого потолка уставлена помещавшимися на полках бутылями, бочонками и амфорами; пространство слабо освещалось лампой на небольшом столике посредине. Сидевшие за столиком двое мужчин приподнялись со своих стульев, вспугнутые внезапным вторжением, и Даффи рассмотрел обоих.
Вернер немного поправился по сравнению с тем, каким его помнил Даффи, и необычно роскошное одеяние только подчеркивало мучнистую бледность его лица и седину в напомаженных волосах. Кречмер выглядел куда более крепким, черты его лица скрывались под неописуемо рыжей бородой, но именно он казался особенно огорченным.
— Ах! — воскликнул поэт высоким сдавленным голосом, не поднимая глаз выше сапог ирландца. — Священнодействие оборвано явлением вульгарной черни! И прямо в рощу Афродиты врывается наемник с кровью обагренными руками! Я изгнан прочь! — Все так же не поднимая глаз, он протиснулся мимо Даффи и поспешил к выходу на улицу.
Вернер вновь уселся и возвел руки к потолку.
— Ужель слагать великие творения недостижимо без мирских помех?
Даффи изумленно уставился на него:
— Что?
Вернер глубоко вздохнул.
— Ладно, Даффи, какая разница! Тебе чего?
Даффи взглянул на заваленный чем попало стол и взял оттуда маленький деревянный свисток с единственной дырочкой.
— Можешь не объяснять: вы заняты сочинением торжественной мессы. — Он дунул в свисток, но не смог извлечь различимого звука. — Обзаведись новым камертоном.
Вернер вскочил, стараясь скрыть болезненную гримасу, прихрамывая, обогнул стол и выхватил из рук Даффи свисток, после чего, все так же хромая, вернулся на место.
— Ты хотел что-то сказать или так просто зашел?
Даффи хотел было поинтересоваться причиной увечий трактирщика, но вспомнил о цели своего прихода.
— Я собирался сказать, что ты не можешь выгнать Ипифанию Фойгель. Ты…
— В своем заведении я сам себе хозяин.
Ирландец улыбнулся и уселся на стул Кречмера.
— В этом вся загвоздка. Как ты все время умудряешься забывать, что это не твое заведение? Трактир принадлежит Аврелиану, а он мой старый друг. Он не…
— Уже полгода как тебя здесь нет. И Аврелиан вряд ли числит тебя в друзьях. А хоть бы и числил, — внезапно разгорячился он, — я, черт тебя возьми, веду здесь хозяйство! Я постоянно держу руку на пульсе. И в том, как содержать трактир, он слушается меня. Думаешь, без меня он бы управился? Как бы не так! Этот старый плюгавый…
Даффи расхохотался.
— Руку на пульсе? Вот это здорово! Знать, трактир умудряется содержать себя сам, ибо можно по пальцам счесть, сколько раз ты здесь появлялся. Чаще просиживал у этого жалкого подобия поэта. Дьявольщина! Я не забыл пасхальную ночь, когда Заполи едва не разнес трактир в щепки, а ты наутро о том ни сном ни духом! Торчал у своего дружка… цитировал Петрарку и целовал сапоги Кречмера, как я подозреваю…
В глазах трактирщика мелькнул непривычно лукавый огонек.
— Ну… по правде говоря, это были совсем не сапоги.
Ирландец сощурился:
— О чем ты, черт возьми?
— Да будет тебе известно, Кречмера в ту ночь не было дома — а вот жена его была. — Вернер ухмыльнулся. — Должен присовокупить, на диво юная и привлекательная жена.
Даффи прямо остолбенел.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что ты… с его женой?..