Чероки

Бок поднял глаза к застекленному потолку вольера. Вольер занимал самую большую комнату квартиры, очень просторную, очень высокую, залитую сверху дневным светом и светом мощных ламп-рефлекторов за решетками, направленных во все стороны помещения. Рослые экзотические деревья в кадках сплетались ветвями на самом верху, образуя множество насестов, куда при появлении двоих мужчин взметнулась целая стая птиц, словно пестрое, сдутое ветром покрывало. Теперь они сидели на этих ветвях или перелетали с одного места на другое, сопровождая свое порхание щебетом и пересвистом, криками и причудливым щелканьем. Там было несколько десятков, а, может, даже сотня или больше сотни попугаев, одних только попугаев. Доктор указал на парочку птиц среди этой пернатой компании:

— Вот неразлучные — знаете, самая известная порода из всех. Обычно их разлучают, ну а последствия легко себе представить.

В вольере царила влажная удушливая жара, просто нечем дышать, и Бок обливался потом, а синтетические волокна его рубашки кололи и жгли кожу. Он расстегнул, а потом и вовсе скинул пиджак.

— Попугаи — стадные существа, — бубнил тем временем Шпильфогель.

— Неужели они все говорящие?

— Более или менее. Они повторяют то, что усвоили у бывших хозяев, а иногда и то, чему я сам их обучаю. Вы знаете, как Плиний советовал учить попугаев говорить? Я, конечно, имею в виду Плиния Старшего.

— Гм… — промычал Бок.

— Он рекомендовал бить их по голове палочкой, такой же твердой, как их клювы. (Он засмеялся, Бок промолчал.) У них на самом деле необычайно твердые клювы. Они мне уже три инсталляции испортили.

Один из пернатых уселся на нижнюю веточку рядом с доктором, внимательно прислушиваясь к его словам. У него был оранжевый клюв, сизовато-голубая головка с кроваво-красным глазом, шейка нежно-зеленого цвета, переходящего в изумрудный, лимонно-желтая грудка, бордовое брюшко и розовые крылья с переливчатой бахромой, то сиреневой, то темно-синей, а то и обыкновенной серой, голубиной.

— Попугай Свенсона или лори, — объяснил доктор. — Но это вовсе не та птица, о которой я хотел с вами говорить. Пройдемте туда.

В вольере был выделен уголок для крошечного салона в стиле Директории; защищенный мелкой сеткой от птичьего помета, он напоминал небольшую клетку для людей.

— Речь идет о попугае Моргана, — сказал Шпильфогель, садясь в кресло. — Вам знакомы попугаи Моргана?

— Не так хорошо, как хотелось бы, — признался Бок.

— Ну разумеется, это ведь очень редкая птица, но я вам сейчас все объясню.

Слушайте.

И Бок прослушал лекцию: популяция попугаев делилась на семьдесят девять родов, триста двадцать пять видов и восемьсот шестнадцать подвидов; она состояла из семи семейств, куда, в частности, входили несторы и амазонки, карликовые и какаду, несколько побочных разновидностей и, наконец, собственно попугаи, среди коих имелись попугаи основной породы, попугаи чистой породы, а также psittacus обыкновенный — серенькая, с виду заурядная, но великолепно говорящая птичка; зоологам были известны всего три ее подвида, которые водились только в затерянных уголках джунглей между рекой Конго и рекой Сенегал.

Точнее говоря, зоологи считали, что существуют только три подвида, но тут возник попугай Моргана, представлявший четвертый, доселе не изученный подвид, открытый за пятнадцать лет до этого знаменитым орнитологом Морганом, откуда и название. Попугай Шпильфогеля как раз и был одной из двух птиц, пойманных орнитологом, после чего никому не удалось ни поймать, ни хотя бы увидеть представителей этой категории. Такой попугай, хоть и близкий к другим подвидам, был единственным в своем роде. И стоил он целое состояние.

— Ясно, — сказал Бок. — А этот Морган, он вам друг, что ли?

— Бывший друг, — покраснев, признался доктор. — Но это не имеет отношения к нашему делу.

— А что если эта птичка погибла? — трагически вопросил Бок. — Ну представьте себе, что она погибла. Когда-то ведь все умирают.

— Попугаи живут долго, знаете ли, — сообщил Шпильфогель. — Один дятловый попугай прожил в лондонском зоопарке сто шесть лет, а желтый хохлатый какаду в Глостершире угас в возрасте ста двадцати.

— Ладно, — сказал Бок, — оставим это. Давайте факты.

Факты были таковы: во вторник вечером доктор Шпильфогель провел несколько минут в вольере в обществе нескольких гостей, вернее, коллег, абсолютно порядочных людей, с супругами, также не вызывающими никаких подозрений. На всякий случай Бок все же записал их имена.

— Мы немного поболтали с ним, — продолжал доктор. — Поистине, несравненный экземпляр! Он прожил у меня четыре года и за это время выучил около тысячи слов, недурственно? А со мной беседовал особенно охотно.

— Ясно, — повторил Бок. — Что было дальше?

— В среду утром он исчез. Эта потеря меня просто потрясла, я так привязался к этой птице. Думаю, что и она меня любила. Вам, конечно, известно широко распространенное утверждение, что попугаи-самцы чаще привязываются к женщинам, а самки — к мужчинам.

— Нет, неизвестно, — признался Бок.