Чероки

Бенедетти все еще пребывал в неподвижности, его застывший взгляд уперся в высокие настольные часы, которые торчали перед ним среди бумажного хаоса, словно маяк средь бушующих волн; их стеклянный корпус позволял видеть устройство механизма: большое зубчатое колесо двигалось вполне бодро, приводя в действие второе, более медлительное, от которого, в свою очередь, вращалось — но уже еле заметно — третье; следующие, совсем мелкие шестеренки вообще выглядели нерабочими. Бенедетти зачарованно следил за ходом этой системы. Волна его изжелта-седых волос прекращала свое существование, не достигнув макушки, из одной ноздри торчал длинный медно-рыжий волос — точь-в-точь оголенный проводок электронного мозга робота. Бок шепотом попросил у Риперта сигарету. «А я думал, ты бросил», — так же тихо ответил Риперт. «Ладно, не надо», — махнув рукой, шепнул Бок. Этот обмен репликами вырвал Бенедетти из его медитации: он достал из кленовой шкатулки толстую сигару и обрезал кончик маленькими золочеными щипцами.

— Хотите эту, Бок?

— Спасибо, я больше не курю, — ответил тот.

— Да? А мне показалось… — протянул шеф отсутствующим голосом.

Он выпрямился, прочистил горло и поднес зажигалку к дальнему концу сигары, вслед за чем изложил содержание беседы с офицерами полиции, а именно пропажу Жоржа Шава и связи этого последнего с субъектом по имени Кроконьян, упоминание о котором заставило Риперта судорожно сжать зубы. Потом Бенедетти напомнил сотрудникам об удивительных успехах Жоржа в расследовании дел Шпильфогеля и Дега. И пожелал узнать, что они об этом думают. Наступила тишина. Похоже было, что никто ничего об этом не думает. Бенедетти взглянул на своих подчиненных, покачал головой, слегка покривился и повторил вопрос, сформулировав его несколько иначе: не находят ли они в этих успехах чего-то именно удивительного, даже, можно сказать, подозрительного? Как они считают?

— Вы хотите сказать, что он все это сам подстроил?

— Браво! — одобрил Бенедетти.

— А зачем ему это нужно? — спросил Риперт.

— Вот это-то меня и смущает, — сказал Бенедетти. — Этого я как раз и не знаю.

— Он никогда мне не нравился, этот тип, — напомнил ему Риперт. — Я ему с самого начала не доверял. И ведь я всегда предупреждал, что тут дело нечисто. Но меня не слушали.

— Да, но это не помогает разобраться в ситуации, — заметил Бенедетти.

— Может, он хотел втереться к нам в доверие? — предположил Бок. — Я вот тоже не знаю. Уж не сыщик ли он, этот тип?

— Нет, вряд ли, — сказал Бенедетти. — Если сыщики его разыскивают с таким тщанием, чтобы прижать к ногтю, значит, он не сыщик.

— С таким… чем? — переспросил Риперт.

— С тщанием, — повторил его шеф. — Иными словами, с таким усердием. Вы сегодня ведете себя как последний дурень, Риперт, — продолжал он задумчиво. — Интересно, кто из нас глуп, — то ли вы сейчас, то ли я всегда?

— Да ладно вам, — прервал его Риперт, втянув в плечи длинную шею.

— Итак, продолжим, — сказал Бенедетти. — Значит, он хотел втереться к нам в доверие, это понятно, но с какой целью?

— Чтобы спокойненько добраться до того дела? — догадался Бок.

— Что-о-о? — спросил Риперт. — Дело Ферро?

И они дружно улыбнулись.

— Господи боже! — воскликнул Бенедетти.

Он встал, проворно обогнул свой письменный стол, подошел к гравюре с изображением парохода в разрезе, которая вращалась на петлях, скрывая вделанный в стену сейф, и начал лихорадочно набирать шифр, ставя колесики на двадцать шесть — сорок девять — ноль восемь — одиннадцать и еще раз одиннадцать; наконец он вытащил изнутри толстую папку и со вздохом облегчения водрузил ее на письменный стол.

— Это еще что? — вопросил Риперт.

— Дело Ферро, — торжественно сказал Бенедетти.

— Никогда не видел эти бумаги, — удивился Бок. — Вы ни разу о них даже не заикнулись, когда мы обсуждали эту проблему.

— Если бы вы действительно продвинулись в ее решении, вы бы сами все разузнали и сообщили мне. Но пока до этого еще далеко.

— Да мы и не могли продвинуться, — сказал Бок, — и вы знаете почему. В этом деле никто продвинуться не может.

— Да, — ответил Бенедетти, — но что же делать с этим типом, просто ума не приложу. Да и кто он на самом деле — непонятно. В общем, тут бесполезно ломать голову, пока кто-нибудь не появится, хотя… (эту фразу он не закончил). Я было испугался, что… (эта также осталась без завершения). Ладно, давайте-ка заглянем сюда.

Он распустил завязки папки, открыл ее, но вместо ожидаемых документов увидел всего лишь блок девственно белой бумаги в нетронутой упаковке с гордой надписью «Extra-strong»[23], каковое зрелище заставило его побледнеть, простонать, ослабеть, схватиться за сердце и упасть в кресло; впрочем, он быстро пришел в себя и заговорил — тихим, холодным, бесстрастным тоном, напоминавшим синтетические голоса, какими говорят машинные переводчики, расшифровывая а forteriori[24] какой-нибудь особенно спокойный, безмятежный, отрешенный текст, к примеру короткое буколическое японское стихотворение.