Черт из тихого омута

Нет, интересно, что там можно так долго рассматривать! Тетка непременно должна была давно сойти с ума от пейзажа, расстилавшегося за окном. А она — ничего, сидит и спокойно смотрит. И еще что-то нашептывает про себя, беззвучно шевеля при этом губами. Может, песню поет или стишки сама себе декламирует. Пойми их, стариков! Ему таким не быть, это точно. Он просто не доживет до такого возраста. Смерть, которой он так умело управлял все это время, непременно настигнет его…

— Что вы говорите? — вежливо склонил Кирилл ухо к женщине, потому что за секунду до этого она что-то сказала ему.

— Славно как, молодой человек… — мечтательно пробормотала она, не отрывая взгляда от окна. — Вы не находите?

— Что именно? — решил все же уточнить Кирилл.

Мало ли что имелось женщиной в виду. Идти на поводу у случайно оброненной ею фразы он не собирался.

— Жить, молодой человек, славно. Радоваться каждому дню, дарованному нам господом, это ли не чудо?!

Он очень внимательно посмотрел на нее и согласно кивнул. Не объяснять же ей, что порой он сам выступал в роли этого самого господа! И решал за Него, когда и сколько подарить счастливых минут жизни кому-то. Она все равно не поймет. В лучшем случае придет в ужас. В худшем — заорет что есть мочи. А ему шум ни к чему. Ему надо вести себя тихо и незаметно. Сначала проникнуть в этот город. Потом разыскать там одного умника. Тихо и незаметно привести приговор в исполнение. И так же, не поднимая шума, исчезнуть…

— Вы, молодежь, не цените всего этого, — не унималась женщина, продолжая философствовать на тему, которую он уже давно изъездил вдоль и поперек. — Вам кажется, что жизнь бесконечна и что в любой момент можно начать жить заново. Но этого не случится. Это прозрение, настигающее нас в старости, бессердечно валит нас с ног и лишает воли. И знаете, молодой человек, что самое страшное в этом прозрении?

Кирилл вытаращил на нее глаза за толстыми стеклами очков, стараясь, чтобы его взгляд казался попутчице как можно более любознательным.

— Самое страшное — оставить за собой пустошь! — в ее голосе отчетливо зазвучала слеза. — Это открытие убивает похлеще раковой опухоли или выстрела…

Она на минуту замолчала, а он мгновенно насторожился. Что она имела в виду, говоря о выстреле? На самом ли деле ее интересует предмет разговора, или это умелая тактика прощупывания объекта?

— А что же тогда должно сделать человека счастливым? — осторожно произнес он, не спуская с нее глаз. — Что может осчастливить его на пороге смерти?

Не надо было этого говорить! Зачем заговорил о смерти? Каким ликованием загорелись тут же ее глаза! Либо умело поймала его на чем-то, либо… Либо просто обрела в его лице приятного собеседника, которого ей удалось заинтересовать своей старческой трепотней.

— Любовь, молодой человек! — Она даже привстала, настолько чувства переполняли ее. — Только любовь на это способна!

Знать бы еще, что это такое! Об этом можно болтать бесконечно и так и не узнать до конца, существует ли она на самом деле. Точно так же, как нескончаемые споры о существовании потустороннего мира. Он вот ни за что не подпишется под тем, что этот мир существует, хотя неоднократно отправлял туда людей за последние десять лет.

— Вы это непременно поймете, молодой человек, — пообещала ему женщина, когда они уже выходили из автобуса на автостанции города, в котором ему надлежало завершить свою бесславную карьеру. — Как только полюбите по-настоящему, так сразу…

— Что сразу?! — перебил он ее, начиная раздражаться от ее навязчивости.

— Так сразу же и обретете счастье!..

Их тут же разделила толпа встречающих, и больше Кирилл ее уже не видел. Но ее странное жизнелюбие и всепоглощающая вера в любовь засели у него в печенках и не давали покоя еще битых два часа. Он пытался проанализировать причину своего раздражения, которое граничило со странным беспокойством, и в конце концов пришел к ошеломляющему выводу, что он… завидует этой престарелой тетке! Завидует тому, что она способна радоваться такому мерзкому хмурому утру, что она во что-то еще верит, хотя прожила долгую и вряд ли легкую жизнь, и что она знает, что такое любовь. Кирилл — не знал…

Он был машиной для убийства. Профессионалом, не знающим страха и боли. Все, что когда-то им делалось, работало беспроигрышно. За это ему платили. Хорошо платили, щедро. Ему было все равно. Он не любил деньги, как не любил вообще ничего и никого. Даже дело, которому он отдавал всего себя, он не любил. Он просто умел его делать…

Человека, которого ему надлежало нейтрализовать, звали Азик. Почему-то Кириллу не нравилось слово «убрать» или «убить». Нейтрализовать… Всеобъемлюще и корректно. Так вот, этот Азик долго и настырно напрашивался на то, чтобы его нейтрализовали.