Черт из тихого омута

— Да?! — следователь удивился. — С чего это? Из-за хромоты?

— Да нет, не думаю, что причина в этом, — Гена поднял ноющие руки к лицу и потер глаза. Искусанные пальцы саднили, но еще сильнее саднила душа. Ему впервые пришлось говорить вслух то горькое, что он порой пытался скрыть даже от самого себя. — Не любила она меня, вот так-то. Тут вы оказались правы. Не любила… Терпела скорее…

— Ишь ты… И чего же ты, елки, тогда жил с ней? Мало, что ли, баб кругом? — Следователь непонимающе покрутил указательным пальцем у виска. — Нет, надо было тебе найти именно такую, которая — как гвоздь в заднице! Из-за нее ведь сейчас паришься! А она одного любовника пришила, второго — тебя — оставила за себя в камере, а третий ей на помощь пришел. Вот тебе и волчица в овечьей шкуре, елки-палки…

Оба замолчали на какое-то время.

Гена сидел, мешковато скорчившись на жестком стуле, смотрел на ободранный угол стола и ни о чем больше не думал. Он устал. Он был вымотан. Внутри было пусто и гулко, как в той камере, где он — если верить словам следователя — оказался по вине Сони. В какой-то момент ему стало безразлично, что с ним станет дальше. Вернут ли его снова на жесткие нары. Освободят ли…

Ну, освободят, и куда он пойдет? К ней на квартиру? Нет, вернуться туда он точно не сможет. Там он просто сойдет с ума. К себе?.. Может быть… Домой, под теплый душ. Коньяка, и побольше, и еще пару шлюх в постель! Нет, не поможет. Он знал, что не поможет. Исцеления ему, по всему выходит, не видать всю его жизнь. Нечего было верить в счастье. Оно никогда не придет. Не верь после этого в притчу, что все зло — от баб.

— Будь ты проклята… — Гена даже не понял, что сказал это вслух.

Зато следователь расслышал это более чем отчетливо. Расслышал и вдруг пожалел этого парня. А пожалев, ужаснулся собственным мыслям. Он ведь пожалел его не из мужской солидарности, это бесспорно. Он ведь совсем по другой причине пожалел его, черт бы все подрал на свете! Но он не должен так думать! Не имеет права! Потому что у него на руках четыре трупа, два из которых — его товарищи! С него же не только погоны снимут, его четвертуют, узнав, что за мысли бродят в его совсем не глупой голове. Он не должен… не может не верить, что она… виновна.

— Слушай, ты это… Посмотри на фотографии, — он вытащил из пачки стопку снимков. — Взгляни, может, кто-то покажется тебе знакомым. Может, ты видел ее с одним из них когда-то. Когда еще не был с ней… помолвлен.

Следователь разложил на столе пять фотоснимков и подозвал к столу Гену. Все выглядело ужасно. Каждый труп был сильно обезображен, к тому же смерть, наложив свой отпечаток, сделала лица трудноузнаваемыми. На успех следователь надеялся мало. Просто делал свое дело, и все.

Гена долго смотрел на фотографии. Надо отдать ему должное, он неплохо держался. Каждый снимок подержал в руках, поднося к свету из окна. Потом клал их поочередно на стол и снова смотрел. Потом вдруг, к удивлению следователя, поднес скованные руки к последнему портрету, как раз к тому, с чьей смерти начался весь теперешний кошмар, и произнес изумленно:

— Вы знаете, а ведь этот парень мне знаком. Да, я знаю его, и достаточно хорошо.

— Который?! — следователь даже с места подскочил от неожиданности: арестованный показывал именно на того, кто погиб в съемной квартире от многочисленных ранений в грудь. — Этот?

— Да, именно! Я знаю его! Это же Азик! — Гена ошалело вращал глазами и беспрестанно тряс головой, со стороны могло показаться, что он и впрямь безумен. — Это в его смерти вы обвинили Соню? Но этого не может быть! Она никогда не была его любовницей! Никогда! Она не была с ним даже знакома! Это не она, клянусь!

— А кто же тогда? — следователь недоверчиво смотрел на него, не зная, радоваться ему или огорчаться такому неожиданному повороту в расследовании.

— Я не знаю… Черт, не может быть!.. Но… этого не может быть! — Гена попятился от стола и, задев стул, едва не сел мимо него. — Черт!

— Что? Чего не может быть?

— Неужели это она? — Гена невидяще смотрел в окно какое-то время, словно пытался взвесить все «за» и «против», прежде чем начать говорить. — Я не знаю, прав ли я… Но, возможно, произошла ошибка, так как…

— Да прекрати ты мямлить! — взвыл следователь, принявшийся нервно скручивать маленькие кулечки из бумаги для заметок. — О какой ошибке идет речь? Кто она, и так далее! Не выбивать же мне из тебя все это! Я честно тебе скажу, этого я не очень жажду.

«А не так давно очень даже жаждал!» — едва не вставил Гена, но решил, что сейчас не то время, чтобы дразнить представителя власти, и вместо этого произнес:

— Мне кажется, что Соню перепутали совсем с другой женщиной… Внешне они немного похожи. Во всяком случае, издалека. Никто же не видел ее лица, ведь так?

Отвечать следователь не стал.

Сейчас, как же! Станет он перед подозреваемым карты раскрывать. И про лица, и про отпечатки, которые принадлежали, навскидку, сразу нескольким людям. И про то, что хранил покойный под кроватью и чего, разумеется, в квартире не нашлось. Пусть парень выговорится, а там будет видно.