Черта смерша (СИ)

  Девушка, чем-то походившая на его первую жену, явно подвыпившая, спорила со своим любовником, а может мужем, или случайным знакомым. Она нежно махала руками и что-то доказывала, даже, похоже, ворчала, после каждого возражения получала пальцами в губы, по лицу, пятернёй по всему капризу, это никак её не останавливало. Любезная продолжала огрызаться, не обращала внимания на пощёчины; оплеухи падали, а она не видела в том обиду. По выражению того любовника было видно, что он грубо матерится, угрожает; возможно, они пили вместе. Её смелое упорство было безразличным к неприятностям избиения. Стекали кровавые слюни - она знала своё.

  А у девушки той ещё: пухлые губки, полные груди, и всё остальное на что смотрят, - прелести как с картины снятые, увеличенные, и чистые - будто пасха приближается. Сам он, никогда не имел дара красиво любить женщин, опасался, что не признают превосходство.

  Абакумов пожалел, был бы иной час, он дал бы красавице секретную должность, присвоил бы звание младшего лейтенанта.

  ...Хозяин незаметно ходил за спинами соратников, обсуждали неблагополучное положение дел в МГБ. Обращал внимание на то, как Абакумов неприязненно смотрит на Хрущёва, искал подтверждения в доносе Рюмина, слышал годы своей подпольной борьбы, тех, кого уже не было в живых, слушал рассуждения членов политбюро, которые не знали утеху беспощадности, думал:

   - Что они будут делать без меня?..

  Поднялся Хрущёв, в отличие от Абакумова, он имел шесть общеобразовательных класса, учился в школе политпросвещения заодно с Надеждой Сергеевной. Зная преданность к ушедшей жене, которая когда-то сказала близкому человеку своё уверенное о нём слово, Хрущёв опасливо поглядывал на Берию. С коммунистическим откровением подчёркивал всему полютбюро вредительское поведение сорокачетырёхлетнего министра, посмевшего вторгнуться в непревзойденные достижения любимого вождя, предводителя мирового пролетариата с высоты своих гениальных лет ведущего ежедневную, победоносную борьбу с враждебным миром.

  Абакумов, сидел на краю длинного стола через два свободных места. Слова тяжёлые падали одно за другим, находили друг на друга, словно льдины в заторе весенней реки. Он хотел сказать удивление, которое носил в голове, имел явные и скрытные мысли, с волчьим логовом их можно сравнить, он напряг желание, но вспомнил, что не спал уже двое суток, чувствовал себя человеком, сорвавшимся в обрыв заодно с кустом, который больше не держит.

  Все ждали, когда затихнет эхо наполнившее шум обрыва.

  И все, тоже знали, что тут, один человек решает судьбу каждого. Тот человек думал: "Поляна каждый год зарастает иными цветами, другими травами. А он всего лишь косарь. Что выросло то и косит".

   Слышал я от кого-то, что Абакумов держал характер уличного борца, удивлялся изощрённости пыток, про которые не знал, держался как мученик веры.

  Слышал, будто создатель смерша, был чёрно-белым орлом, не дали ему больше летать, поместили в клетку, превратили в заклеванную курицу.

  И вспоминал Абакумов девушку похожую на его жену, она улетела, никогда её не догонит. Расстреляли орла на высоте, в самом важном полёте. А мог бы парить...

  - И где его пепел?

  - Не видел! Глаза у меня хорошие. Постоянно полёт голубей провожаю. Смотрю, чтобы коршуны не напали, или облако не унесло.

  ...А, что вы это, меня тревожите, я ему что - браат!