Тогда Михей засмеялся, чего еще никто не видел, смеялся он негромко, но давился тяжестью своего смеха, и некоторые бывшие при том бабы окрестились в испуге, поняв, что смех тот — апокалиптический. С тех пор, правда, прошел месяц, однако никаких продотрядов больше не являлось, да и вообще местность вконец обезлюдела, потому мальчик Карпуша, удивший на мостках прошлогоднюю плотву, увидев Клаву и Петьку на полевой дороге, сперва подумал, что уснул и они ему приснились. Сны Карпуши, впрочем, бывали обычно совсем иными: чаще всего грезились ему стоящие в темноте люди, у которых будто что-то росло вниз из лиц, то ли кривые бороды, то ли оборванные ступни ног, в темноте было не разобрать, кроме того, видал он какие-то черноголовые грибы, пробившиеся на стволах сухих яблонь, и на стенах домов, да еще снилась ему девочка, которую Терентий съел на пасху. Карпуша помнил, как она выскочила во двор, без крика, как курица перепрыгивая брошенные на землю деревянные предметы: недолаженную борону, тележье колесо, прохудившееся корыто. Терентий не мог за ней поспеть на одной ноге, он взял с земли камень и убил им девочку издали, камень дал ей как раз по голове и она сразу споткнулась и упала, растянувшись на земле, и из-под щеки у нее пошла кровь. Терентий подковылял к девочке, взял за ногу и потащил в избу, на пороге стояла его жена Анна, в сером платке, лицо ее было плохо видно Карпуше, но отчего-то казалось, будто у Анны нету глаз, будто стерлись они, или уползли куда-то, а девочка покорно ехала животом по земле, оставляя темный в сумерках след, веки ее были сомкнуты, а рот раскрыт, и длинные распущенные волосы волоклись следом, собирая пыль на кровь. Карпуша запомнил лицо той девочки, и часто видел ее во сне, только она ходила и на ней бывали какие-то темные пятна, всюду были темные пятна в Карпушиных снах, они пугали его, и никак не мог он разобрать, что в них скрыто.
Теперь же Карпуша четко видел Клавино лицо в ясном свечении солнца. Он вложил пальцы в рот и дважды зычно свистнул, от натуги даже подавшись вперед и чуть не свалившись в воду. Свистом Карпуша дал знак Терентию, и тот пробудился в своем логове, схватил костыль и хрипло закашлялся, готовясь к смертоубийству.
— Скажите, а где здесь каменная церковь? — спросила Карпушу Клава, которая уже зашла на мостики и подступилась к мальчику вплотную.
Карпуша не ответил, потому что увидел у Петьки, оставшегося стоять на дороге, песью голову. Сперва ему показалось было, что на Петьке надета не по погоде рыжая меховая шапка-ушанка, но сейчас он уже разглядел, что к чему. Карпуша внезапно повалился набок, перекувыркнулся и плюхнулся в воду, там распрямился и стремительно поплыл к сухим тростникам. На полпути он стал клохом, перестал грести руками и ушел в воду, как камень, пущенный в озеро под углом. Клава убила Карпушу беззлобно, безжалостно и безо всякой причины. Она его тут же забыла и вернулась на дорогу, где ее ожидал Петька. У первого плетня на них бросился из лопухов кривой мужик с топором и вытаращенными глазами, в прыжке он разинул рот и сипло заревел. Петька увернулся от удара по голове и зубами вцепился мужику сбоку в горло, оба они повалились в пыль, мужик схватил Петьку руками за рыло и отбросил от себя прочь, но встать уже не мог, а сухо заколотился по земле, словно ему казалось, что он уже поднялся, и теперь должен бежать. Из судорожно разинутого рта мужика пошла кровавая пена и он умер, потому что зубы Петьки отравлены были ядом деда Рогатова. Уже будучи мертвым, с остекленевшими глазами и без дыхания, мужик все еще продолжал колотиться по дороге, клубами поднимая пыль, Петька встал и с размаху пнул мужика ногой, одновременно грохнул выстрел, и Петьку швырнуло боком в лопухи с пробитой мордой.
Стрелял Терентий, вылезший из калитки своего двора. Клава услышала, как снова щелкнул переводимый затвор, и нырнула в заросли лопухов по другую сторону дороги. Теперь она не видела Терентия и не могла его убить. Стараясь не наступить босыми ногами в крапиву, Клава стала осторожно красться навстречу врагу. Скоро сквозь листья она заметила жердь плетня и остановилась. Клава слышала, как жужжали мухи, и Терентий шел лопухами прямо на нее, хорошо чувствуя вкусный запах пропотевшего детского тела. Тихонько, мелкими шажками, Клава стала смещаться немного в сторону, чтобы убить его первой, и вдруг заметила две склонившиеся для прыжка человеческие тени в зарослях душных стеблей. Клава мгновенно клохнула в сторону теней, и это была ее ужасная ошибка, потому что они не упали замертво, сминая листья, а в тот момент, когда Клава удивилась их живучести, Терентий обрушился на звук из лопухов и со всей силы ударил девочку кулаком в ухо. Клава свалилась на землю, как оглушенная рыба. А тени — то действительно были люди, только не живые, а всего лишь насаженные на колы для провялки трупы продотрядовцев.
Вечная любовь Клавы Орешниковой