Чертобой. Свой среди чужих

Некогда. Отвечать некогда — еще не меньше десятка лезут прямо в лоб. Дуплет. Переломить. Зарядить. Дуплет… Гильзы на хрен… Переломить. Зарядить. Дуплет… На спину падает что-то тяжелое, и тут же резкий удар по бронежилету. Андрей зло скалится, смахивая с приклада красно-серое месиво. Переломить. Зарядить…

Стрелять больше не в кого. События последних минут, сколько их там прошло, слились в одну, длинную-длинную, и выброшены из памяти. Только что был бой, и вдруг все кончилось. И даже кажется, что сквозь звон в ушах пробиваются переливы равнодушных ко всему жаворонков. Стою по колено в воде с переломленной двустволкой, Андрей на берегу бинтует себе кисть руки, затягивая узел зубами, а наши рыбаки, старшему из которых едва ли четырнадцать, деловито рассыпались по пляжу и рубят головы валяющимся тут и там тваренышам. Неплохо для детишек, чьи родители еще три года назад были убежденными вегетарианцами в экологическом поселении. Почти что толстовцами-непротивленцами.

Дочь с «Сайгой» в руках страхует товарищей и посматривает краем глаза с опаской. Нет, сегодня тебя не за что ругать. Мы — победители!

— Чертобой, ответь базе!

Да заткнется эта рация когда-нибудь? Андрей протягивает «Моторолу» и дипломатично отворачивается. Глубокий вдох и медленный выдох сквозь стиснутые зубы. Я спокоен. Я, блядь, трындец как спокоен! Рука сама тянется к карману в поисках сигареты. Но там пусто, давно уже пусто. Иммунитет к яду тваренышей дает неожиданный эффект — стоит закурить, и отек легких гарантирует смерть от удушья. И не помогает ничего, проверено, к сожалению, на практике. И к счастью, что не на собственной.

— Да, Валера, слушаю.

— Михалыч. Что там? — Голос Сотского взволнован и прерывист. — Почему не отвечал? Со стороны озера стрельба…

— Мы уже здесь, — перебил я председателя. — Наши все целы, высылай подмогу.

— Уже. Семь человек на «уазике» выехали только что.

— Валера, ты… — Захлестнувшая злость мешала говорить. — Да они сейчас за собой…

— Михалыч, я… — начал оправдываться Сотский.

— Погоди. Добро, пусть едут — ребят с ними отправлю.

— А вы?

— Заберем патроны — и дальше. Мысль одну проверю. — Я отключился и прикрикнул на подошедших поближе рыбаков: — Чего уши греете? А ну марш за сетками!

— Но, пап… — протянула дочь, видимо, ожидавшая похвалы за невиданный героизм в «великой битве».

— А ты иди головы режь! — жестко пресекаю любые попытки пререкаться.

Она с самым хмурым выражением лица повесила карабин на плечо стволом вниз и отвернулась.

— Лена…

— Да? — остановилась и вскинула голову.

И тихо, чтобы никто не слышал, шепчу:

— Я тебя люблю, дочь. И горжусь.

Где-то далеко послышался шум мотора — видимо, ребята решили рискнуть и двинулись напрямую через овраги. В принципе это уже не овраги — широченные ложбины между холмами, и там вполне можно проехать, если не слишком увлекаться скоростью. В былые времена сам любил зимами погонять там на снегоходе за зайцами. Я на снегоходе, а зайцы от меня бегом. Но это когда-то, а сейчас звук приближающейся машины был дик и непривычен. Дело в том, что движущийся автомобиль привлекает тваренышей. И это, пожалуй, единственное, что заставляет их собраться вместе. Тот случай в первую зимовку — исключение, подтверждающее правило.

Мы у себя из всей техники рискуем использовать только мотоблоки, и то единственно для вспашки огородов. Один пашет — четверо по периметру с ружьями. Потом меняются, и так всю посевную. И бензин безумно дорогой — все окрестные заправки за три года выцежены досуха. Только иногда удается разжиться, когда Шумиловская дивизия отправляет караван в Кстово, на нефтеперегонный завод. Не знаю, как туда, но обратно бензовозы в сопровождении бронетранспортера летят на огромной скорости, а увязавшуюся стаю на подступах к КПП отсекают огнеметчики. Пару раз из десятка вышедших машин возвращалась только половина.

Шум все ближе. Если еще и эти притащат за собой хвост…

— Ребята, к берегу не подходить, и держитесь ближе к средине.

Сам киваю Андрею и шагаю в воду. Звери ее не любят. Во всяком случае, до сегодняшнего дня не любили. И здесь мелко — в десяти метрах не выше пояса. Не допрыгнут. Лучше оказаться мокрым и смешным, чем сухим, но дохлым.

— Чертобой, ответь буханководу! — Ага, ладно, хоть сообразили.

— Старший слушает.

— Михалыч, мы на подходе.

— Да слышу, слышу… Гостей мне на жопе не тащите?

Кто-то в лодке заржал, но тут же поперхнулся, получив по ребрам маленьким Ленкиным кулаком.

— Смотрим, Михалыч. Все чисто.

Чистюли, бля. Ну, ничего, бывает и из духовных на всю башку вегетарианцев нормальные люди получаются. Но кто бы знал, сколько нервов и крови мне это стоит!

Машина остановилась метров за пятьдесят. Да, за ними действительно никто не увязался. И это наводит на некоторые размышления — обычно такое событие, как выезд автомобиля, твареныши никогда не пропускают. Не могут же они все лежать здесь на берегу?