- Энейра, - меня мучила жажда, а голова просто раскалывалась от боли, и потому от чужого и требовательного голоса перед глазами заколыхалось алое марево. - Ну же, приходи в себя.
- Уйди. - В мареве появились золотые слепящие всполохи, но неведомый мучитель и не думал оставлять меня в покое.
- Спать больше нельзя, Энейра. Иначе станет хуже. На вот - выпей, - я почувствовала, как в мои ослабевшие пальцы втиснули кружку. В первое мгновение даже показалось, что ледяную - настолько холодны были её бока.
- Ну же, смелее... Кто бы мог подумать, что Ирташи такие копуши... - смекнув, что от настырного незнакомца мне не избавиться, по крайней мере, до тех пор, пока не выполню его просьбу, я поднесла кружку к губам и сделала глоток. Питьё действительно оказалось холодным и с каким-то неприятным кисловатым привкусом, но першение в горле стало меньше. И я, зажмурившись, сделала ещё несколько глотков.
По мере того, как уменьшалось питьё в кружке, отступали и боль с жаждой. Сознание тоже стало постепенно проясняться. Вспомнились и погоня, и блуждание в тумане, и убегающий от падальщика мальчишка, и...
Пальцы разжались, кружка выскользнула из рук, точно живая, и грохнулась об пол. А я во все глаза уставилась на сидящего прямо передо мною на корточках кривоплечего тысячника.
- Ты... Откуда ты знаешь? - сама не знаю, почему вцепилась ему в плечо и сжала его со всей силы, которая только у меня была. - Кто тебе сказал?
- И тебе не хворать, Энейра, - тысячник деловито и спокойно разжал мои пальцы и усмехнулся, - Рад, что память тебе не изменила. А то после болотного лотоса может быть всякое.
- Что ты имеешь в виду? - я была совершенно сбита с толку. И хотя память и ощущения вернулись ко мне в полной мере, ничего не понимала в происходящем. Почему я полулежу в кресле, укутанная покрывалами, точно гусеница в коконе, почему тысячник ведёт себя так, словно мы знакомы тысячу лет и я по-соседски забежала к нему занять мерку муки и пару яиц?
В нашу первую встречу я сделала всё, что только могла для того, чтобы сорвать планы амэнца, так что причудливые обстоятельства нашей второй встречи вряд ли могли сильно изменить ко мне отношение кривоплечего... Так что же происходит?
Остен же, так и не ответив на заданный вопрос, встал и, подойдя к ещё одному креслу, передвинул его так, что оно оказалось прямо напротив меня. Сел, подавшись вперёд и сцепив длинные пальцы рук в затейливый замок.
- Во избежание путаницы, первым вопросы буду задавать я, Энейра. И, для начала, меня интересует то, куда ты дела одного весьма беспокойного беркута?
Что ж, как раз этот вопрос тысячника был объясним. И я действительно могла на него ответить, не навредив при этом Ставгару.
- Он улетел. Туда, куда ни тебе, ни другим амэнцам уже не добраться.
В ответ на мои слова Остен поморщился так, как будто у него заболел зуб.
- То есть, наш славный парень сначала втянул во всё это тебя, а потом улепетнул в Крейг, оставив здесь одну на растерзание? Я был о нём лучшего мнения.
- И поэтому превратил его в птицу? Не иначе, как из глубокого уважения, - нет, я понимала, что играю с огнём, что дерзить тысячнику опасно, но терять мне было нечего, а под сердцем уже медленно разгоралась злость. Мало того, что кривоплечий Остен отобрал у Ставгара человеческий облик и обрёк на жалкое существование в теле безгласной твари. Теперь амэнец ещё и обвинял Бжестрова в трусости!
- Судя по всему, с моими плетениями ты уже разобралась, - искалеченное плечо Остена как-то странно дёрнулось, но сам он вроде бы оставался спокойным. - И наверняка поставила приемлемое условие. И это, конечно, прекрасно и достойно баллады, вот только я рассчитывал, что Бжестров воспользуется данными ему крыльями сам, без подсказки. А не втянет в это дело первого встречного.
- Первый встречный никогда бы не понял, кто перед ним. А привлечь внимание одарённого для безгласной птицы сложная задача. Ты говоришь, что хотел, чтобы Владетель воспользовался якобы подаренной тобою возможностью, так ровно это он и сделал. Чем же ты теперь недоволен? - я позволила себе горькую улыбку, но амэнец по непонятной причине стерпел не только мою усмешку, но и очередную высказанную дерзость. Во всяком случае, в направленном на меня внимательном взгляде тёмных глаз не было даже тени раздражения.
- Наш Владыка Арвиген, да не оставит его своим вниманием Семёрка, имеет снисхождение лишь к ловчим птицам. Только их он и холит, и лелеет. Люди же для него вроде ярмарочных кукол на нитках. Вначале он ими играет, а когда пресытится - ломает. Это повторяется уже много лет. Раз за разом. Ставгар Бжестров имел несчастье привлечь к себе внимание Владыки своей дерзостью на переговорах. Так что птичий облик - не самое страшное, что могло с ним случиться.
Но теперь Арвиген остался без желаемого развлечения, и место Бжестрова должны занять либо те, кто упустил княжескую игрушку, либо та, что её похитила. На твоё несчастье, Энейра, Арвиген питает определённую слабость к девушкам и молодым женщинам... Вернее, к жизни, что бурлит в их крови.