Я с сомнением заглянула в комнатушку, долженствующую стать моим жильём на неопределённый срок и убедилась, что она неуловимо напоминает кельи в храмах. Низкая и узкая, напоминающая лавку и покрытая овечьими шкурами кровать. Напротив другой стены - длинная скамья, на которой расположился большой узел с вещами, корзина со всем необходимым для рукоделия скарбом и тёплое серое платье с красной тесьмой по подолу и рукавам. Рядом с лавкой возвышался массивный сундук, а в углу - там, где полагалось бы стоять статуе Малики, располагалась жаровня. Узкое окно в комнате более всего напоминало бойницу, но света давало на удивление много - похоже, комнаты сына тысячника располагались в южной части дома.
- Скажи, а что случилось с моими вещами? - убедившись, что в собранном скарбе нет ни моей сумки, ни амулета, я повернулась к замершему позади Остену, а тот лишь чуть качнул головой.
- Я на время их спрятал. Не хочу, чтобы служанка с амулетом Малики вызвала ненужные вопросы.
- Ясно. - От мысли, что тысячник копается в моей сумке или смотрит записи в старой тетради, слюна во рту вновь стала горькой, но предаваться злости или отчаянию мне не дали. Громко хлопнула дверь, и в общей комнате раздались быстрые и лёгкие шаги. А ещё миг спустя на пороге возник сын Остена.
В синей, со шнуровками на рукавах и груди, домашней курточке, он показался мне ещё более хрупким и тонкокостым, чем в первый раз. И не по-детски серьёзным. А потом его лицо осветила улыбка, и он кивнул мне так, будто знал без малого сто лет.
- Я рад, что тебе лучше!
А потом подбежал к отцу и что-то быстро ему прошептал, а Остен немедленно положил ему руку на плечо.
- Теперь многое будет зависеть и от тебя Дари. Энейра... - тут Остен вдруг запнулся, а потом продолжил, в один миг переиначив моё имя на амэнский лад так же, как когда то сделал Морид. - Энри отныне будет одной из твоих воспитательниц. Но если кто-то спросит тебя, сколько ты её знаешь, ты должен ответить, что я приставил её к тебе несколько месяцев назад. Все должны думать, что она живёт в нашем доме уже долго. Понимаешь?
- Хорошо, папа, - Дари покладисто кивнул, но уже в следующее мгновение тряхнул смоляными локонами. - Илар опять огорчится. Снова будет говорить, что он - плохой слуга и ни на что уже негоден.
Остен потрепал сына по волосам.
- Не беспокойся. Я поясню ему, что это не так. Кстати, где он?
- На кухне. Его опять скрутило на погоду и Хенке делает ему согревающий компресс.
- Что ж, хорошо. - Остен ещё раз огладил сына по голове, а потом направился к выходу, бросив на прощанье. - Обживайся и знакомься с новым воспитанником, Энри. Я сегодня ещё зайду.
Как только тысячник покинул комнаты сына, я со вздохом села на кровать и прикрыла глаза. Только сейчас я поняла, насколько меня вымотали последние события и общение с кривоплечим, а ведь это только начало! Дальше, если только обман Остена не вскроется, нам с ним придётся видеться намного чаще! И хотя разумом я понимала, что тысячник, возможно, действительно меньшее из зол, мне всё равно хотелось сбежать из его дома куда глаза глядят - хоть в пустошь, хоть в лес, хоть на тропы Седобородого.
Вот только подобная затея ничем хорошим не закончится: меня по-прежнему ищут, привязь просто так не оборвать, а амулет, который дал мне тысячник против себя, можно будет использовать только один раз. В верное время, и в нужном месте. А ,значит, надо вести себя так, как при нашей с Остеном прошлой встрече - отбросив в сторону и страхи, и сомнения, и желания, выжидать подходящий момент. Для начала не мешало бы понять, что за колдовское плетение тысячник вплёл в мой ошейник. Сделать это можно будет и с тем куцым остатком сил, что остались в моём распоряжении. Чаровала же я раньше со спящим даром - теперь просто надо вернуться к старым навыкам и хитростям. Это, конечно, будет непросто - отведав медового пирога, трудно довольствоваться впредь сухой хлебной коркой - но необходимо.
А пока надо встать, разобрать вещи, лучше познакомиться с Дари. Мальчик - не игрушка и не разменная монета, так что выполнять свалившиеся на меня обязательства спустя рукава было бы нечестно в первую очередь по отношению к нему...
- Ты сердишься? - прикосновение тёплой детской ладони прервало все мои размышления. Открыв глаза, я удивлённо взглянула на стоящего передо мною Дари.
- С чего мне сердиться на тебя? - пытаясь понять, что навело мальчика на эту мысль, я взглянула в его тёмные, не по-детски серьёзные глаза, а он, в свою очередь, вздохнул.
- Не на меня. На отца. Ты сердишься из-за ошейника?
- А кто бы на моём месте не сердился? - лгать я не стала. Лишь отметила про себя, что Остен, похоже, не преувеличивал, когда говорил о способностях сына. Проницательности Дари действительно было не занимать.