То, что трагедия государства Израилева, распавшегося после смерти Соломона на два государства (десять колен отошли к Северному Израильскому царству и два колена, Иуды и Вениамина, – к Царству Иудейскому), напоминает о Флоренции и шире, о судьбе всей раздробленной на мелкие части Италии – это несомненно. Крик Данте («твой крик пройдет как ветер по высотам»), призывающий к объединению и забвению амбиций, не слышен. Причина распада семейств и гибели Флоренции описана многими: в жажде роскоши, в прелестях многоженства, в упоении властью утонули провозглашенные гуманистические обеты. Но именно эти грехи, явленные столь отчетливо в современниках Микеланджело, и обличали пророки в Израиле; именно поэтому разрушено царство Соломона. Вот и Италия вечно воюет сама с собой, подобно тому как воевали Израиль с Иудеей. Гордость и жадность заставляют родственников (а все правители итальянских синьорий и маркизатов находятся в кровном родстве) поднимать оружие друг на друга, в результате распрь и интриг они становятся добычей внешних врагов. Приходит Карл VIII французский, расправляется с итальянскими землями; не так ли тянулись распри меж коленами Израилевыми до тех пор, пока Израиль не попал в ассирийское пленение, а Иудея – в вавилонское пленение?.. И сколь болезненно напоминает история разоренной Флоренции, вечно воюющей сама с собой (гвельфы и гибеллины), распри между коленами Израилевыми. Разделенный народ Израилев, окруженный со всех сторон – Моавитское царство, Идумейское царство, Аммон, филистимляне, – издерганный собственными распрями, в конце концов делается добычей Ассирии и Вавилона на долгие столетия; не так ли случилось и с городами Италии? История христианской веры, постоянно преданной папами, – сколь напоминает это драму народа, избранного на служение Богу единому, но забывшего свое предназначение. Пророки, говорящие со своим плененным народом, выбраны Микеланджело потому, что так они обращаются к Италии. Иеремия, учащий иудеев, как хранить достоинство перед лицом рабства и как жить в позоре; Иезекииль, предсказавший приход Гога и Магога и также предсказавший воскресение из мертвых; Даниил, предсказывающий смену царств; Исайя, потребовавший прекратить усобицы и перековать мечи на орала, – это имеет прямое отношение к истории Италии и непосредственно к Флоренции.
Фактически Микеланджело объединил обличение Данте с плачем Иеремии – слил оба яростных крика воедино. «Горе мне, мать моя, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землею!» – говорит Иеремия, не пожелавший идти в вавилонский плен, но, оставаясь в разоренной стране своей, не склонивший головы перед новой властью. Иеремия на фреске закрывает себе рот рукой: пророк постоянно сетовал, что не обладает достаточно внятной речью, и Бог однажды вложил ему язык, научил говорить. Иеремия (во многом прообраз Христа – он бросает упрек своему народу и собственной вере) выполняет противоречивую миссию: и ограждает иудейский народ от влияний, и укоряет народ в гордыне, отказывает в исключительности. Исключительность надо заслужить смиренной жертвой. Скорее всего, в Иеремии Микеланджело написал самого себя, вечной мукой художника было то, что он не говорит ясно; это автопортрет во всех отношениях.